* — Правда, любят мелочь, легче от мужиков прятать, да и вашей ми­лости будет приятнее — ручки не замараете. Медь марка.

* — На полсотни?

* — На полсотни. Я ваш лен видел. Полсотни еще мало будет, ну да я к концу еще подвезу. Я нынче нарочно пораньше деревни объехал — пусть бабы о Покрове на ярмарке покрасуются, — полкороба товару в долг распустил. Все берут: отдадим, говорят, как лен будем мять. Простых платков не берут — все парижских требуют. Большое движение торговле изволили льном дать. Ведь это не шутка: полсотни денег за одно мятье бабы возьмут, где им было это прежде заработать?

* Итак, все устроилось обоюдно выгодно.

* Казалось, что стоило бы только увеличить плату с 25 рублей до 35 руб­лей, чтобы сдавать лен подесятинно. Но, не говоря уже о том, что хозяину это будет очень невыгодно, потому что и за 35 рублей работа будет про­изводиться так же, как за 25 рублей, то есть так же невнимательно и плохо, охотников работать лен все-таки не будет, да и крестьянину даже и 35 рублей взять будет невыгодно. Деревнями брать не будут без осо­бенной крайности, потому что крестьяне всеми мерами избегают такого дела, где нужно работать сообща, и предпочитают работать, хотя бы и дешевле, но в одиночку, каждый сам по себе. Еще раз вернусь к этому вопросу и сообщу один факт. Еще недавно, несколько лет тому назад, крестьяне соседних деревень, по старой привычке, как в крепостное время, убирали у меня сообща всею деревнею покосы, частью за деньги, частью из половины. Сообща всей деревней вместе выходили на покос, вместе огульно косили, вместе убирали сено и клали его в один сарай, а потом и деньги и свою часть сена делили между собою по числу кос. Такой порядок для меня был очень удобен, потому что уборка шла дружно, в хорошую погоду быстро схватывали сено, присмотр был легкий, сено де­лилось за раз зимою. Теперь уже так покосов не берут ни у меня, ни у других. Теперь или каждый берет особенный участок под силу на свое семейство или, взяв целый луг, делят его на нивки, и каждый косит и убирает свой участок; сено тут же делится и развозится: одна часть в мой сарай, другую крестьянин везет к себе. Понятно, что для меня это в высшей степени неудобно. Когда покос в полном разгаре и человек 20 в разных местах убирают сено, то старосте, который должен со всеми делить сено, целый день почти не приходится слезать с лошади. Понятное дело, что в такой работе, как уборка сена, выгоднее работать артелью, и при одинаковом старании, то есть, если бы каждый работал так, как он работает на себя в одиночку, общее количество убранного сена было бы больше и сено вышло бы лучше, особенно если бы погода благоприятствовала уборке и при деле был бы умеющий распорядиться хозяин. Но вот в чем дело, при разделе сена все получили бы тогда поровну, по числу кос, следова­тельно, тот, кто силен, умеет ловко работать, старателен на работе, сооб­разителен, получил бы столько же, сколько и слабосильный, неловкий, ленивый, несообразительный. Вот тут-то и камень преткновения, вот тут-то и причина, почему крестьяне делят взятый на скос луг на участки, подобно тому, как делят на нивки свои поля и луга. Прежде, когда соседняя деревня косила у меня луга огульно артелью, все крестьяне на зиму были с сеном. Те, у которых было мало лошадей, даже продавали, а теперь у иных сена много, а у других — мало или вовсе нет, а нет сена, нет и лошадей, нет хлеба. Одни богатеют, а другие, менее старательные, менее ловкие, менее умные, беднеют, и, обеднев, бросают землю и идут в батраки, где всякому найдется дело, где всякий годен за чужим загадом.

* Таким образом даже за возвышенную до 35 рублей плату деревнями брать лен не будут, пока не примыслятся разделять работу так, чтобы каждый мог получить плату особо за свой труд, то есть пока не приищутся подрядчики, которые, сняв у помещика работу подесятинно, будут, собст­венно говоря, делать то же, что делаю теперь я, то есть рассчитывать каждого особенно, сдельно. Мне теперь обработка десятины льна обхо­дится 35 рублей, все работающие довольны и получают хороший заработок, какого здесь на других работах не получают, но крестьянину, даже мно­госемейному, у которого б—7 баб во дворе, невыгодно взять десятину за 35 рублей, потому что у него выйдет на работу гораздо более дней, чем у меня. Мне, получая плату от пуда, баба намнет пуд в ночь, а хозяину намнет не более 20 фунтов, а если во дворе окажется баба, которая не в силах наминать более 10 фунтов, то и все будут наминать по 10 фунтов. Когда бабы мнут дома пеньку, то, как хозяин ни ругается, а более половины не наминают против того, что могли бы намять, если бы мяли на себя. Это мне говорили сами бабы: «Чаво я буду дома из сил выбиваться на хозяина, а тут я на себя работаю». Таким образом, работа подесятинно невыгодна и для мужика-хозяина, и для меня, потому что у него бесполезно <       пропадает время, а у меня вырабатываемый продукт.

* Брать лен и мять его приходят не только бедные бабы, но и богатые, даже можно сказать, что богачки производят главную массу работы и забирают большую часть денег, выдаваемых за выборку и мятье. В богатых дворах бабы все сильные, рослые, здоровые, сытые, ловкие. Богач не женится на каком-нибудь заморыше, а если случайно попадет на плохую бабенку — ужаснее и положения нельзя себе представить, как положение такой плохой бабенки среди богатого двора, где множество здоровых не­весток, — то заколотит, забьет, в гроб вгонит и тогда женится на другой. Сытые богачки наминают до 11/2 пуда льну, тогда как бабы бедняков, малорослые, тщедушные, слабосильные наминают в то же время по 30 фун­тов. Понятно поэтому, что богачам невыгодно работать огульно с бедня­ками, но и в сдельных работах бедняки должны отступить на второй план, стушеваться.

* Мало-помалу чистые, не заросшие кустами и березняком облоги подо­брались, и я принялся за обработку под лен облог, поросших березняком до двух вершков толщиною в комле. Пришлось корчевать березняки, что увеличило ценность обработки, сверх того, облоги из-под таких березняков уже трудно было драть сохами, и я принужден был завести плуги. Теперь все облоги подымаются шведскими железными плужками без передков, которыми пашут или батраки или поденщики. Обыкновенно говорят, что трудно завести плуги там, где крестьяне привыкли пахать сохами. Ни­сколько. У меня плуги пошли сразу. Задумав пахать плугами, я стал вы­сматривать, у кого есть плуги, хороши ли. Все плуги казались мне непод­ходящими. Наконец, случайно, быв в гостях у одного помещика в другом уезде, я увидел плуг, который мне понравился. Я решился попробовать этот плуг и попросил у хозяина позволения прислать к нему работника поучиться.

* — А присылайте, — говорит, — я покажу.

* Возвратясь домой, я через некоторое время призвал Сидора.

* — Слушай, Сидор, нынешней осенью я думаю подымать облоги под лен плугом. Ты знаешь — железные сохи, что мы на выставке видели.

* — Слушаю-с.

* — Я у одного барина в Д. уезде видел плугами пашут — хорошо.

* — Можно и нам, если хорошо.

* — Так вот что, вот тебе деньги и письмо, ступай сегодня на станцию, возьми билет до Ярцевой, ⁶ там выйдешь и пойдешь по большой дороге — верст 20 будет до села К.; тут спросишь X. Это самый тот барин, у которого плуги, недалеко от села. Придешь к барину, отдашь письмо, посмотришь плуг, посмотришь, как пашут, сам попробуешь пахать, и, когда научишься, ступай назад на Ярцеву, возьми билет в Смоленск, купи такой плуг — у барина узнаешь, в какой лавке, — и привези сюда. Облоги драть будем.

* Сидор отправился на станцию, доехал на машине до Ярцевой, пешком дошел до X., посмотрел плуг, посмотрел, как пашут, как налаживают, как запрягают, разузнал у рабочих, в чем сила, сам попробовал пахать и на другой день объявил X., что понял. Тот его проэкзаменовал, заставил, кажется, собрать плуг и отпустил. Сидор опять пешком дошел до Ярцевой, оттуда на машине доехал до Смоленска, разыскал лавку, купил требуемый плуг — кстати, прихватил подходящую цепь для быка, потому что наш холмогорский бык Пашка, вскормленник Сидора, уже начал баловаться и ломать кормовые ящики, — и, исполнив все поручения, возвратился домой.

* — Ну, что?

* — Привез.

* — Пахать выучился?

* — Выучился.

* — Что же ты так скоро. Ведь ты всего три дня проездил?

* — А что ж там делать? Хитрого ничего нет. Работники показали, и сам барин показал тоже, как собирать. Я, А. Н., сами изволите знать, могу соху не то что наладить, а и присадить, а тут и ладить нечего — на все зарубка своя есть.

* — А хорошо пашет?

* — Отлично, А. Н., особенно для облог. Уж так хорошо, что лучше и быть нельзя. Сохой — куда так сделать! И пахарю легко, да и пахаря особенного не нужно, тут чистую облогу всякий будет драть, а про пере­ломы и говорить нечего — валяй только.

* — Парой будешь пахать?

* — Парой. Парой легче коням будет, только коней на первый раз нужно взять посмирнее и поумнее. Я пахотных не буду брать, потому что пахотных переучивать нужно, тут один конь бороздой должен итти, а другой полем, потому, одного пахотного можно бороздой, а другого пристяжного. Если оба пахаря будут, то полевой будет сбивать пахотного бороздою.

* — Так и отлично. Пару карых можно взять.

[««]   А.Н. Энгельгардт "12 писем из деревни"   [»»]

Главная страница | Информация