Глава 2. Что мы позволили сломать

Когда рушится устойчивый привычный порядок и буханка хлеба стоит 500 руб., а самолеты из Кутаиси бомбят цветущие Гагры и старая учительница роется в мусоре, человеку кажется, что наступает конец света. Что все это не может не кончиться катастрофой, каким-то подобием Страшного суда. Это - утешение, ведущее к апатии. Немудрено, что власти даже поощряют обличительные проповеди, дающие такое утешение. Но все хорошо в меру - передохнули в апатии, пора взглянуть на дело хладнокровно.

Что же произошло в России? Иуды-идеологи, не краснея, дают несводимые определения: крах коммунизма; распад СССР; поражение в холодной войне; возвращение в мировую цивилизацию и т.д. До того заморочили голову, что и оппозиция, какая ни на есть, повторяет то же самое. Просто в отчаяние можно придти. Видные экономисты, близкие к КПРФ, скорбят: наш социализм оказался несостоятельным. Возможно, но из чего это следует? Из того, что его погубили. Но ведь это все равно, что сказать о человеке, которому саданули ножом в спину: его организм оказался несостоятельным. А то Шахрай поучает Думу о Беловежском сговоре: "Не смешите меня! Не могут три человека развалить ядерную державу". И ему кивают: резонно. Когда здоровый парень умирает от укуса тифозной вши, никого это не смешит - а ведь на нас насекомые наползли поопаснее.

Пока мы не поймем, что речь идет не об идеологии и даже не смене политического и экономического порядка, а о попытке слома всего жизнеустройства, мы не сможем верно определить свою позицию и способ действий.

Что мы проиграли?

Пока что по этому вопросу в умах царит хаос. Люди попадают в смысловые ямы, которые сами же и роют. Вот простейшая ловушка. Лидеры-патриоты бубнят: СССР проиграл экономическое соревнование с Западом. Но ведь это же бред! Если есть война, хоть и холодная, то не может быть соревнования - это вещи несовместимые. Соревнование (спорт) - огромное и сложное достижение цивилизации. Суть его в том, что соперники меряются силами в строго регламентированных, максимально одинаковых условиях. Борцы и боксеры даже делятся на весовые категории. Судьи строго следят за устранением различий. Если плывешь брассом, то не можешь даже голову опустить под воду, чтобы уменьшить образование волны.

Если же идет война или драка, каждый соперник использует преимущества своих условий и ухудшает условия противника. Послушайте, как У.Фостер, министр при Трумене и при Кеннеди, обосновывал удвоение военных расходов США: это, мол, заставит СССР сделать то же самое и "лишит русский народ трети и так очень скудных товаров народного потребления, которыми он располагает".

Сразу после 1945 г. Запад начал против СССР ("нации инвалидов и вдов") войну на уничтожение. Сегодня сведения об этом приходится собирать по крупицам. И не только потому, что историки продажны или запуганы. Советская пресса и тогда искажала правду, занижала опасность. Руководство СССР все делало, чтобы не допустить войны, теперь холодной, чтобы не "спровоцировать" неприятеля, чтобы не разжечь психоз в стране (у нас, кстати, за все время не нагнеталось такого страха, как на Западе).

Избегая разрыва с Западом, Сталин шел на жертвы. Так, в октябре 1944 г. Черчилль выговорил для Англии 90 проц. влияния в Греции ( а СССР - в Румынии и Болгарии). А в ноябре английские войска атаковали греческих партизан-коммунистов и поддержали профашистских монархистов. Англичане проявили тогда удивившую обозревателей жестокость, но, как вспоминает Черчилль, Сталин "скрупулезно выполнил наш октябрьский договор и в продолжение тех недель, которые длились бои с коммунистами на улицах Афин, ни "Правда", ни "Известия" не высказали ни слова упрека". То же, кстати, проделали англичане и во Вьетнаме, где вернули оружие японцам и направили их против партизан, а потом снарядили находившийся в японских лагерях французский иностранный легион и подвергли бомбардировке Хайфон с гибелью тысяч вьетнамцев - так началась война, которая длилась 30 лет.

6 марта 1946 г. в Фултоне Черчилль объявил холодную войну СССР (Ельцин назвал эту речь самой глубокой и умной). И сразу начались выступления, которые и сегодня-то читаешь с содроганием. На собрании промышленных магнатов США формулируется установка: "Россия - азиатская деспотия, примитивная, мерзкая и хищная, воздвигнутая на пирамиде из человеческих костей, умелая лишь в своей наглости, предательстве и терроризме" - это о союзнике, который вчера спасал тебя в Арденнах. И вывод: США должны получить право контроля за промышленностью всех стран, способных производить оружие, и разместить свои лучшие атомные бомбы "во всех регионах мира, где есть хоть какие-то основания подозревать уклонение от такого контроля или заговор против этого порядка, а на деле немедленно и без всяких колебаний сбрасывать эти бомбы везде, где это целесообразно".

Военный руководитель высшего ранга, генерал-лейтенант Дулитл в публичной речи заявил, что американцы "должны быть физически, мысленно и морально готовы к тому, чтобы сбросить атомные бомбы на промышленные центры России при первых признаках агрессии. Мы должны заставить Россию понять, что мы это сделаем, и наш народ должен отдавать себе отчет в необходимости ответа такого рода".

И дело было вовсе не в коммунизме, и даже не в геополитических интересах, а именно в почти религиозном стремлении ликвидировать нашу "как бы европейскую", но не западную цивилизацию. Николай Данилевский, автор теории культурно-исторических типов, писал в 1869 г.: "Европа видит в славянстве не только чуждую, но и враждебную силу". И для этого нет рациональной основы - "реальная причина ненависти лежит глубже. Она - в непостижимой глубине племенных симпатий и антипатий, которые представляют собой исторический инстинкт народов, ведущий их к неизвестной для них цели". А наш изгнанник Питирим Сорокин, ставший основателем американской социологии, поясняет тезис Данилевского: "Эта враждебность сохранялась несмотря на большие жертвы и услуги, которые Россия оказывала Европе. Россия никогда не нападала на Европу, Европа - неоднократно вторгалась в Россию, вынуждая ее защищаться и изгонять агрессора."

О дальней истории надо говорить отдельно. А сегодня даже когда Россию в трудные моменты принимали в союзники, в уме перебирали способы ее ослабления. Трумен сказал: "Если мы увидим, что войну выигрывает Германия, мы должны помогать России, а если выигрывает Россия, то должны помогать Германии; в любом случае надо стараться, чтобы они как можно больше убивали друг друга". Ведь он это опубликовал, а его выбрали президентом!

Сегодня демпресса убеждает русских, что они должны изжить "синдром осажденной крепости" и что Запад их любит. "Независимая газета" даже публикует плакаты времен Отечественной войны, чтобы показать, как проклятый сталинизм разжигал ненависть к нашим друзьям-немцам. Вспоминать войну в таком контексте - свинство, другого слова не подберешь (не считать же редакторов "НГ" сознательными ненавистниками России). От многих немцев (в том числе из "войск противника") я слышал, что их как раз удивляло отсутствие у русских ненависти к немцам. Удивляло, насколько быстро они отходили после боя и начинали ободрять пленных и угощать их сигаретами. Замечателен рассказ Конрада Лоренца о том, как он попал в наш плен под Витебском в 1944 г. Добродушие русских солдат поразило его как антрополога. А английский биограф Лоренца пишет: "В лагере для военнопленных советские не проявили враждебности к Конраду... По его мнению, советские никогда не были жестокими по отношению к пленным. Позже он слышал ужасающие рассказы о некоторых американских и особенно французских лагерях, в то время как в Советском Союзе не было никакого садизма. Лоренц никогда не чувствовал себя жертвой преследования и не было никаких признаков враждебности со стороны охранников". И сегодня наши "демократы" совершают преступление против нации, когда со всей мощью их телевидения убеждают молодежь в том, что их деды относились к немцам как садисты. И стыдно за немцев, которые не находят в себе мужества опровергнуть эту опасную для всего мира ложь. Ведь ликвидируется огромная ценность - проверенный в мировой практике стереотип поведения победителя. К слову сказать, Запад как победитель никуда не годится. Ребенок с мускулами горилы.

Я помню себя мальчишкой в 1944 году. У многих во дворе уже не было отцов. И заходили к нам пленные немцы - они работали на стройке и ходили без охраны. Огромные, сытые, довольные. Делали из алюминия безделушки - кольца, зажигалки - и приходили продавать. Мы их окружали, с ними разговаривали, девушки покупали колечки. И между нами был негласный уговор - как бы чем не обидеть бедных побежденных противников. Ведь в плену несладко. Сейчас, глядя как бы со стороны, через время, я с удивлением вижу, что те немцы вели себя так, будто победители - они. А наши стеснительные девушки походили на побежденных. Ничего не поняли ни немцы, ни демократы.

Холодная война не была спровоцирована СССР. Я помню те годы - ни о каком походе на Запад не могло быть и речи. И дело не только в том, что народ просто биологически нуждался в мире. А и в том, что все симпатизировали союзникам, особенно американцам. И эти симпатии никогда не исчезали, даже во времена холодной войны, которая всегда воспринималась как нечто поверхностное, политическое. Как ни страшно это звучит, сегодня впервые за всю историю в России поднимается глухая ненависть к Западу. И порождают ее наши "западники". Сознательным глумлением в организованной ими комедии с гуманитарной помощью. Ложью об ограблении побежденной Германии и издевательствах русских над немцами.

Наш либерал-интеллигент не желает слышать доброго слова о России от "своих". Пусть прислушается к тому, кого боготворит - к Эйнштейну. Вот что писала эта "совесть": "В настоящее время Россия имеет все основания считать, что американский народ поддерживает политику военных приготовлений, политику, которую Россия рассматривает как попытку сознательного запугивания..." (ноябрь 1947). "Нет абсолютно никакой вероятности того, что какая-либо страна в обозримом будущем нападет на США, и меньше всего Советский Союз, разрушенный, обнищавший и политически изолированный" (январь 1948). "Россия подвержена гораздо большей опасности, чем Соединенные Штаты, и все это знают. Мне трудно понять, как еще имеются люди, которые верят в басню, будто нам угрожает опасность. Вся политика правительства направлена на превентивную войну, и в то же время стараются представить Советский Союз как агрессивную державу" (январь 1951).

Для чего вспоминать все это? Чтобы развеять туман в голове. Прекратить бесплодные дебаты о том, что не имеет отношения к делу. Надо понять, какую заразу внесли нам сосавшие нас вши - а мы о соревновании социализма с капитализмом. Надо понять, потерпели мы поражение в войне или только в крупной операции. Если в войне, то каковы реально условия капитуляции, какие средства сопротивления остались - ведь война все же была холодная.

Пока же творится что-то странное. Оппозиция поднимает шум, если кто-то из власти о ней неуважительно сказал, зато никакой реакции на то, что правительство идет на капитализацию внешнего долга - сдачу за бесценок акций предприятий. Но ведь это и есть переход в "третий мир". Другой верный признак - допущение иностранных инвесторов с правом ввоза оборудования и материалов по их собственным внутрифирменным ценам. Это - просто закабаление, поскольку через эти цены можно из России выкачать все, не оставив ей ни копейки прибыли. Это настолько хорошо известно, что молчание оппозиции выглядит просто как соучастие в антинациональной политике. Хоть один конкретный контракт разобрала оппозиция дотошно? Слышать об этом не приходилось.

Эта постоянная сдача без боя и даже без анализа одной позиции за другой рано или поздно приведет к тому, что доведенные до отчаяния ограбленные народы пойдут в слепой ярости на разрушительные и самоубийственные действия. Но нельзя позволить нашим и западным евроцентристам быть победителями - они к этому душевно и умственно не готовы. Они по изначальной сути своей не победители, а разрушители, а разрушать Россию нельзя - двумя пальцами, как Ельцин с гранатой, тут не отделаешься.

Июль 1994 г.

Россия как традиционное общество

"Прорубив окно в Европу", Россия впустила в себя духовные вирусы Запада. Один из них - евроцентризм. Как идеология, евроцентризм сложился в век Просвещения и захвата колоний. Путь, пройденный Западом, он признает единственно правильным ("столбовая дорога цивилизации"), а все остальные есть отклонения, ведущие к отставанию и "слаборазвитости".

Евроцентризм культурного слоя России, как вирус, всегда в организме, но иногда активизируется и вызывает эпидемию. К какому расщеплению сознания он приводит, видно уже на судьбе Чаадаева, "первого русского философа", патриота России, в то же время отрицавшего весь ее исторический путь. При всякой атаке на устои России идеологи пишут на своем знамени имя Чаадаева и на все лады повторяют его стоны вроде: "ни одна полезная мысль не родилась на бесплодной почве нашей родины" или "мы составляем пробел в нравственном отношении".

Всю историю видели мы через очки Запада. Мы учили перипетии споров в Сенате Рима и схваток между Дантоном и Робеспьером, но почти ничего не знаем о цивилизациях ацтеков, Китая и Индии, не говоря уж об Африке. Восток (то есть все, что не "Запад") не имеет истории.

И для осмысления нашей истории и бытия мы применяли аппарат евроцентризма, со всеми его понятиями, идеалами и мифами. Особенно когда господствовал истмат с идеей "правильной" смены общественных формаций. Беда разразилась, когда во время перестройки евроцентризм стал официальной догмой. "Возвращение в цивилизацию" - блуждающий огонек, который привел Россию на грань гибели. На все действия реформаторов Россия отвечала "неправильно". Вот лишь некоторые из аномалий.

Стратеги перестройки предполагали, что КПСС должна растаять, как дым. Расчет был разумен: большая часть из 18 млн. членов партии вступила туда не из энтузиазма, а потому, что это было выгодно. Значит, как только пребывание в партии станет невыгодным, люди тихо разойдутся, как это и произошло в "европейских" соцстранах. Но у нас случилось иначе. КПСС не распадалась, а все более мрачнела. Пришлось ее запретить, что было важным сбоем в плане реформы. Ибо запрещенная партия выныривает, как Иванушка из кипятка, обновленной, очищенной от старых грехов.

Крах потерпела и сама идея создать в России "рыночную экономику". Для этого надо было превратить в товар три вещи: деньги, землю и рабочую силу. Вроде бы удалось начать "продавать деньги", но и то неправильно - сначала их пришлось у людей отнять через цены и лже-банки. С "рынком труда" вообще ничего не получилось. Люди, вопреки законам рынка, работают, иногда по полгода не получая зарплаты. Они отдают свой труд не как товар, а как некую общественную ценность. Зарплату они требуют не по формуле товарного обмена, а как средство существования. Аргументом редких демонстраций протеста не стало нормальное обвинение обманутого на рынке торговца: "Вы украли мой товар!". Рабочие и учителя требуют: "Заплатите, ибо мне нечем кормить ребенка!". Аргумент от справедливости, а не от рынка.

Итак, уже и "демократы" ноют: "Мы не знаем общества, в котором живем!". Фатально ли это незнание? Нет, оно не только не фатально, оно уже совершенно неоправданно. Оно уже даже постыдно. Поведение России оказывается совсем не аномальным и даже нисколько не странным, а вполне правильным, если глядеть на нее не через очки евроцентризма, а применить хорошо уже разработанное в науке представление о двух разных типах общества: современном и традиционном .

Современное общество возникло в Западной Европе на обломках традиционного общества Средневековья. Те цивилизации, где такой глубокой ломки не произошло, продолжали развиваться в условиях той или иной разновидности традиционного общества. Россия - как в облике Империи, так и в образе СССР - была классическим примером традиционного общества.

Названия "традиционный" и "современный" условны и не вполне удачны, смысл их уже не отражается выбранными словами. Кроме того, само слово "современный" для многих звучит как положительная оценка. Но раз уж эти названия давно вошли в обиход, лучше не изобретать новых. Понятия "современное" и "традиционное" общество есть абстракции. В чистом виде эти модели нигде не встречаются. Любое самое примитивное общество в какой-то мере модернизировано. А любое общество Запада (скажем, США) несет в себе какие-то архаические черты - не только как пережитки, но и порождает их в своем развитии. Нарисуем два образа крупными мазками.

Эти образы слеплены усилиями множества ученых. Много сделали историки, работавшие в ключе не истмата, а "цивилизационного подхода" - не разглядывали жизнь через призму классовой борьбы и смены формаций, а описывали зарождение, развитие и гибель той или иной цивилизации как организма. М.Вебер в социальной философии объяснял смысл этих понятий через становление современного капитализма ("духа капитализма") - но не как Маркс, не через производственные отношения, а изучая революцию в духовной сфере и культуре.

В 60-70-е годы появилось много философских работ, в которых для лучшего понимания сути Запада проводилось сравнение с обществом традиционным. Это работы о языке и цензуре, о власти, о тюрьмах и больницах, о школе, о скуке и многом другом. Важным для нашей темы было то направление в анализе культуры, которое начал М.М.Бахтин. Его анализ "культуры смеха" в период Возрождения, дает представление целого среза нашей проблемы.

Огромный материал накопили этнографы, изучавшие оставшиеся на Земле "примитивные общества". Поскольку эти работы сделаны в основном учеными Запада, они представляли собой контакт современного и традиционного общества и всегда включали в себя их сравнение. После войны сравнительный анализ человека традиционного и современного общества стал большой программой. Она вобрала в себя огромный материал наблюдений. В ней приняли участие виднейшие антропологи (К.Леви-Стросс, К.Лоренц, М.Сахлинс) и психологи (например, Э.Фромм). Много дало исследование японского стиля управления фирмами. В США были иллюзии: стоит только разгадать секрет, обучиться трем-четырем приемам, и можно с успехом внедрить японский стиль на фирмах США. Все оказалось сложнее, речь шла о глубоких различиях культур.

Наконец, История поставила жестокий эксперимент, фашизм - попытку искусственного превращения современного общества в архаическое. Сегодня, когда страсти немного остыли, изучение фашизма расширяет наши знания об обоих типах общества и тех процессах, что происходят при их насильственной трансформации.

Таковы основные источники научного знания о традиционном обществе. Это знание материалистическое, оно не включает в себя мистических понятий, не нуждается в обращении к мифам и тайнам загадочной души - русской, китайской и т.д. Все выводы можно проверить наблюдением и логикой, что и является признаком научного знания.

Помимо науки над нашей проблемы трудилось искусство. Оно создало другой, еще более обширный запас знания, "записанного" в художественных образах. Некоторые писатели приближались к осознанному сопоставлению двух типов общества (когда отражали столкновение цивилизаций, как, например, Лев Толстой). В целом, два массива знания - научное и художественное - не противоречат друг другу, а дополняют. Это подтверждает верность научной концепции традиционного общества.

Часто считают, что в промышленно развитых странах везде сложилось современное общество. Это неверно. Степень промышленного развития не есть существенный признак. Япония - развитая промышленная страна, сохранившая главные черты традиционного общества. А плантации в Зимбабве - очаги уклада современного общества. Перечислим входящие в ядро признаки, позволяющие отнести конкретное общество к тому или иному типу.

Понятие пространства и времени . Картина мироздания служит той базой, на которой строятся представления об устройстве общества. "Естественный порядок вещей" - важнейший довод идеологии. В фундаменте современного общества лежит идея свободы . Для ее становления было важно новое представление о пространстве, данное Ньютоном. Хотя мысль о бесконечности Вселенной была уже у Джордано Бруно, лишь ньютоновская механика убедила человека в этой идее.

Человек же традиционного общества видит мироздание как Космос - упорядоченное целое, с каждой частицей которого человек связан мириадами невидимых нитей, струн. К.Э.Циолковский говорил, что Земля - колыбель человека, Космос - его дом. Вот штрих: более полувека в мире ведется две технически сходные программы, в которых главный объект называется совершенно разными терминами. В СССР (теперь России) - космос , в США - sрace (пространство). У нас космонавты, там - астронавты.

Столь же различны и представления о времени. У человека традиционного общества ощущение времени задавалось Солнцем, Луной, сменами времен года, полевыми работами - время было циклическим и не разделенным на маленькие одинаковые отрезки. У всех народов и племен был миф о вечном возвращении. Научная революция разрушила этот образ: время стало линейным и необратимым. Идея устремленного вперед времени (и идея прогресса) не заложены в нашем мышлении естественным образом, это - недавние приобретения культуры.

Конечно, русские, включившись в промышленное развитие, восприняли научные представления о пространстве и времени, но так, что прежнее мироощущение при этом не было сломано. Научные представления, как инструменты, сосуществуют с космическим чувством.

Отношение к миру . Космос, в центре которого находился человек, созданный по образу и подобию Бога, обладает святостью (Гегель назвал традиционное общество "культурой с символами"). Десакрализация (лишение святости) мира началась уже в Реформации и завершилась в ходе Научной революции, которая представила мир как простую механическую машину. Разделение человека (субъект) и мира (объект) сделало отношение к миру в современном обществе рациональным . В традиционном обществе человек сохранил "естественный религиозный орган" (способность видеть священный смысл в том, что современному человеку кажется обыденным, профанным, технологическим), и он просто кожей, босыми ногами ощущает глубокий смысл бытия, хотя бы он и был атеист.

Святость мира и включение в него человека порождает в традиционном обществе единую для всех этику. Cовременное общество "открыто" в том смысле, что его не ограничивают барьеры, в которых "замкнуто" традиционное общество - ни Бог, ни общая (тоталитарная) этика, ни озоновый слой.

Глубоко различно отношение к земле. Недаром важнейшей проблемой реформы в России стало снятие священного смысла понятия земля . Идеологи разрушают это понятие как символ, имеющий для народов России религиозное содержание. В дебатах о собственности на землю этот священный смысл отбрасывается исключительно грубо. Подчеркивается, что земля - не более чем средство производства и объект экономики.

Антропологи специально рассматривают смысл Земли в культуре "незападных" народов. Земля - особое измерение Природы, то духовное пространство, в котором происходит встреча с мертвыми. Запрет на продажу земли является абсолютным, экономические расчеты при этом несущественны. Например, индейцев чаще всего приходилось просто уничтожать - выкупить землю не удавалось ни за какие деньги. В 1995 г. так были поголовно уничтожены два племени в Южной Америке.

Утрата естественного религиозного органа привела Запад к сугубо рациональному мышлению и замене качеств их количественными выражениями (или суррогатами). Запад "знает цену всего и не знает ценности ничего" (еще сказано: "то, что может иметь цену, не имеет святости"). Напротив, освящение многих явлений, общественных отношений и институтов (например, Родины, Государства, Армии, Труда) - важнейшая сторона культуры российских народов.

Огромное значение в традиционном обществе приобретает авторитет , не подвергаемый проверке логикой. В гражданском же обществе проверка и разрушение авторитетов стали не только нормой, но и принципом бытия, вытекающим из понятия свободы .

Представление о человеке . В современном обществе человек - свободный атом, индивидуум. Ин-дивид (лат.) = а-том (греч.) = неделимый (рус.). В России смысл понятия индивид широкой публике даже неизвестен. Здесь человек в принципе не может быть атомом - он "делим". Он есть личность как средоточие множества человеческих связей. Он "разделен" в других и вбирает их в себя. Здесь человек всегда включен в солидарные структуры (патриархальной семьи, деревенской и церковной общины, трудового коллектива, пусть даже шайки воров). Этот взгляд очень устойчив и доминирует в России в самых разных идеологических воплощениях, что и является важнейшим признаком для отнесения ее к традиционному обществу. Современное общество требует разрушения общинных связей и превращения людей в индивидуалистов, которые уже затем соединяются в классы и партии, чтобы вести борьбу за свои интересы.

Из понятия человека-атома вытекало новое представление о частной собственности как естественном праве. Именно ощущение неделимости индивида, его превращения в обособленный мир породило глубинное чувство собственности, приложенное прежде всего к собственному телу. Произошло отчуждение тела от личности и его превращение в собственность. В традиционном обществе понятие "Я" включает в себя и дух, и тело как неразрывное целое. Отсюда - разное отношение к проституции, гомосексуализму, эвтаназии, рынку рабочей силы и другим проблемам "распоряжения" своим телом.

Отсюда и разное отношение ко многим правам, прежде всего, к праву на жизнь, на пищу. В традиционном обществе всегда сильна уравниловка - право на внерыночное получение некоторого минимума жизненных благ, принципиально отвергаемое в современном обществе (бедные есть отверженные ).

Уравниловка в России заложена в подсознание, в корень цивилизации. Изменения в идеологии не меняют этого подспудного чувства. Даже в период рыночного энтузиазма общественное мнение было жестко уравнительным. В октябре 1989 года на вопрос "Считаете ли вы справедливым нынешнее распределение доходов в нашем обществе?" 52,8 проц. ответили "не справедливо", а 44,7 проц. - "не совсем справедливо". Что же считали несправедливым 98 проц. жителей СССР? Считали распределение недостаточно уравнительным . 84,5 проц. считали, что "государство должно предоставлять больше льгот людям с низкими доходами" и 84,2 проц. считали, что "государство должно гарантировать каждому доход не ниже прожиточного минимума". Это и есть четкая уравнительная программа.

Тип хозяйства . С древности различают два типа хозяйства. Один - экономия , что означает "ведение дома" (зкоса). Она не обязательно сопряжена с движением денег, ценами рынка и т.д. - это производство и коммерция в целях удовлетворения потребностей . Другой - хрематистика (рыночная экономика). Она нацелена на накопление богатства , накопление как высшую цель деятельности. В России хрематистика никогда не смогла занять господствующего положения: породив острые противоречия, она в начале века привела к революции. Нет заметных успехов в ее насильственном внедрении и сегодня. Огромный эксперимент по медленному и очень осторожному включению элементов хрематистики в структуры традиционного общества происходит в Азии, в рамках модернизации без разрушения.

Господство рыночной экономики в современном обществе было связано с новым, необычным с точки зрения традиций отношением к собственности, деньгам, труду и превращению вещи в товар. Содержание всех этих понятий настолько различается в современном и традиционном обществах, что нередко представители разных культур, даже из числа специалистов, просто не понимают друг друга, хотя формально говорят об одном и том же.

Принципиальные различия между хозяйством современного и традиционного общества показал А.В.Чаянов в своем анализе крестьянского двора в сравнении с фермером - капиталистическим предприятием на земле. Большое значение имеет и глубокое различие в отношении к деньгам - та "философия монеты", которая складывалась в течение пяти веков на Западе в недрах протестантской этики. Идея Т.Гайдара "внедрить монетаризм в России в течение 1992 года" - или фарс, или паранойя.

Представление о государстве . Уже Лютер и Кальвин произвели переворот в идее государства. Раньше оно даже обосновывалось, приобретало авторитет (легитимировалось) через божественное откровение. В нем был представитель божественного порядка - монарх, помазанник Божий, и все подданные были, в каком-то смысле, его детьми. Государство было патерналистским и не классовым, а сословным. Лютер обосновал возникновение классового государства, в котором представителем Бога стал уже не монарх, а класс богатых . Богатые стали носителями власти, направленной против бедных.

Гражданское общество породило тот тип государства, который Гоббс назвал "Левиафаном" - библейским чудовищем. Только такой наделенный мощью, бесстрастием и авторитетом страж мог ввести в законные рамки конкуренцию - эту войну всех против всех . Его легитимация производится снизу по принципу "один человек - один голос".

В традиционнои и современном обществах складываются очень различные, поразительно несхожие системы права . Право традиционное настолько кажется странным человеку Запада, что он искренне считает традиционное общество "неправовым". Напротив, приложение норм права гражданского общества к традиционному (что случалось во многих частях света в периоды "модернизаций") наносит людям и целым народам тяжелые травмы, которые порой достигали уровня геноцида.

Россия в облике СССР была государством традиционного типа, которое легитимировалось "сверху" через не подвергаемый логической проверкой авторитет идеологии. Хранителем ее ("жреческим сословием") могла быть только негосударственная структура - КПСС. Обе стороны в Конституционном суде в 1992 г. ("суд над КПСС") показали непонимание самого типа советского государства и роли в нем партии.

Насколько было широким это непонимание, показывает тот факт, что общий смех вызывало зрелище единогласно принимаемых решений в Верховных Советах. Это - типичный ритуал голосования в традиционном обществе (в то время как в парламенах Запада голосование есть ритуал, символизирующий "рынок" - конкуренцию). Антрополог Леви-Стросс специально подчеркивал: "Почти во всех абсолютно обществах, называемых "примитивными", немыслима сама идея принятия решения большинством голосов, поскольку социальное единство и доброе взаимопонимание считаются более важными, чем любая новация. Поэтому принимаются лишь единодушные решения".

В целом, традиционное общество строится в соответствии с метафорой семьи , а современное - метафорой рынка . Это само по себе не несет оценочной нагрузки. Приписывать тому или иному типу общества чудодейственные достоинства, гарантии благополучия - неправомерно. Это - чаще всего есть следствие идеологической заинтересованности или же наивного увлечения. Исторические обстоятельства в условиях глубокого кризиса могут каждое общество толкнуть в самый страшный коридор.

Знания о традиционном обществе, накопленные за последние полвека, особенно о традиционном обществе России (СССР), позволили найти уязвимые точки в этой сложной и хрупкой конструкции. Потому-то перестройка стала потрясающей по своей эффективности операцией по убийству советского общества. К несчастью, знания, полученные без любви, могут служить только для разрушения. Для восстановления России мы должны понять ее сами.

("Советская Россия". Март 1997)

Путь к гражданскому обществу

В России происходит глубокая, с травмами, модернизация - попытка заменить основные структуры и институты традиционного общества на институты общества современного, по образу Запада. Уже за время перестройки в наше сознание вошло много прекрасных, но расплывчатых образов. Один из них - гражданское общество . Никто из политиков, которые клянутся в своей приверженности этому доброму идолу, не излагает сути понятия.

Принять язык противника или даже друга - значит незаметно для себя стать его пленником. Даже если ты понимаешь слова иначе, чем собеседник, ты в его руках, т.к. не владеешь стояшим за словом смыслом, часто многозначным и даже тайным. Это - заведомый проигрыш в любом теоретическом споре. На земле же сегодня идет глобальный теоретический спор обо всей траектории мировой цивилизации, о вариантах выхода из общего кризиса индустриализма.

"Гражданское общество" - одно из понятий, ложно истолкованных, пожалуй, всеми участниками нынешней идеологической схватки в России. Иной раз даже с трибуны "патриотов" нас зовут возродить соборную и державную Россию, строя в ней гражданское общество . Конгресс Русских Общин - организация, в имени которой стоит слово "община", также ставит целью построение в России гражданского общества. Абсурд.

Мотивация вполне понятна. Культурный человек думает, что гражданское общество это ассоциация свободных граждан, которая ограничивает и контролирует действия государства, обеспечивает равенство всех граждан перед законом с помощью механизма разделения властей и приоритета права. Все это заманчиво, испытано за три века на уважаемом Западе - значит, "я, Вань, такую же хочу". Пусть и в России с понедельника будет гражданское общество, а в Архангельске зреет кукуруза.

На деле "гражданское общество" - это условное, зашифрованное наименование такого способа совместной жизни, с которым неразрывно сцеплены важнейшие условия, в совокупности и определяющие тип цивилизации - рыночную экономику и демократию, выведенный из сферы морали гомосексуализм и эвтаназию. Все в одном пакете, из формулы цивилизации нельзя выщипывать приятные нам вещи, как изюм из булки. Вероятно, многим бы этот способ жизни понравился, но идти на это надо совершенно открыто, примерять на себя не только украшения, но и связанные с ними вериги. Давайте восстановим исходный смысл этого понятия. И посмотрим, что действительное внедрение гражданского общества означало бы для России - что в ней пришлось бы ломать. Как это делать, чтобы не сломать при этом позвоночник - второй вопрос.

Нам не повезло уже с переводом, в русский язык вошел не тот синоним, так что вышло, что речь идет об обществе граждан (от слова город ). На деле же в точном переводе "гражданское общество" - общество цивильное , цивилизованное. С самого возникновения понятия оно означало оппозицию "цивилизация - Природа" и "цивилизация - дикость" (иногда, мягче, варварство).

Чтобы понять, надо посмотреть, из кого состоит это цивильное, гражданское общество и каковы отношения "граждан" к тем, кто находится вне его, вне этой "зоны цивилизации". Прежде всего, для возникновения "рыночной экономики" и ее носителя - "гражданского общества", понадобилась переделка человека - Реформация в Европе, в XVI-XVII веках, освобождение человека, его превращение в индивидуума и собственника. Реформация изменила представление о человеке, отвергнув идею коллективного спасения души, религиозное братство людей. Возник принципиальный, религиозно обоснованный индивидуализм, несовместимый с коллективизмом и соборностью.

Именно освобождение от оков общинных отношений любого типа создало важнейшую предпосылку капитализма на Западе - пролетария , продающего свою рабочую силу. Это не просто неимущие, а люди, лишенные корней, освобожденные от всяческих человеческих связей (оков) - человеческая пыль .

В классовом государстве гражданского общества равенство перед законом (право субъекта) неизбежно обращается в неравенство личностей перед Богом и перед правдой. Читаем у Лютера: "Наш Господь Бог очень высок, поэтому он нуждается в этих палачах и слугах - богатых и высокого происхождения, поэтому он желает, чтобы они имели богатства и почестей в изобилии и всем внушали страх. Его божественной воле угодно, чтобы мы называли этих служащих ему палачей милостивыми государями". Богатые стали носителями власти, направленной против бедных (бедные становятся "плохими"). Раньше палач была страшная должность на службе государевой, а теперь - освященное собственностью право богатых, направленное против бедных. Государство перестало быть "отцом", а народ перестал быть "семьей". Общество стало ареной классовой войны, которая является не злом, а механизмом, придающим обществу равновесие.

Адам Смит так и определил главную роль государства в гражданском обществе - охрана частной собственности. "Приобретение крупной и обширной собственности возможно лишь при установлении гражданского правительства, - писал он. - В той мере, в какой оно устанавливается для защиты собственности, оно становится, в действительности, защитой богатых против бедных, защитой тех, кто владеет собственностью, против тех, кто никакой собственности не имеет".

Понятие человека-атома и его взаимоотношений с обществом разработали в XVII в. философы Гоббс и Локк. Они дали представление о частной собственности . Она и стала осью гражданского общества. Человек раздвоился. Одна его ипостась - собственник, а другая ипостась - собственность. Возникла совершенно новая, нигде кроме Запада не существующая антропология - представление о том, что есть человек. Каждый индивид имеет теперь эту частную собственность - свое тело, и в этом смысле все индивиды равны. И раз теперь он собственник тела (а раньше его тело принадлежало частично семье, общине, народу), он может уступать его по контракту другому как рабочую силу.

Но на этом равенство кончается, и люди западной цивилизации делятся на две категории - на пролетариев (тех, кто не имеет ничего, кроме своего потомства - рrole ) и собственников капитала (пропьетариев). Под ним - протестантское представление о делении людей на избранных и отверженных. Те, кто признают частную собственность, но не имеют ничего, кроме тела и потомства, живут в состоянии, близком к природному (нецивилизованному); те кто имеют капитал и приобретают по контракту рабочую силу, объединяются в гражданское общество - в Республику собственников . Сюда вход тем, кто не имеет капитала, воспрещен! Вот слова Локка: "главная и основная цель, ради которой люди объединяются в республики и подчиняются правительствам - сохранение их собственности ". Это - полное отрицание, как отражение в зеркале, "Царства христиан", которое собирает людей в братскую общину ради спасения души (потому-то век Просвещения, во время которого формировалось гражданское общество, был назван "нео-язычеством").

Вот первый итог: установление гражданского общества требует разрушения всяческих общинных, солидарных связей и превращения людей в индивидуалистов, которые уже затем соединяются в классы и партии, чтобы вести борьбу за свои интересы. Это - полное, принципиальное отрицание соборной личности, в которой отражена суть России как особой цивилизации. Здесь пропасть, через которую нет моста. Индивид не может быть "немножко делимым". А общинное мироощущение в том и состоит, что Я включаю в себя частицы моих близких - и всех моих собратьев по народу, в том числе живших прежде и придущих после меня. А частицы Меня - во всех них, "без меня народ неполный". Я не могу быть "неделимым" - или я перестану быть русским. Мне придется стать "новым русским" или нанявшимся к ним пролетарием.

Пролетариат в гражданском обществе вел борьбу за то, чтобы "вывернуть" отношение и самому стать ядром общества, экспроприировать экспроприаторов. Тем-то Парижская коммуна отличается от русской революции: там была борьба классов, а в России борьба против наметившегося в России раскола на классы, за возвращение к Братству.

Борьба гражданского общества с пролетариатом - это на Западе. А за морями и снегами от Запада жили люди, не признающие частной собственности. Здесь царил принцип "один за всех, все за одного". Согласно теории гражданского общества, эти люди находились в состоянии дикости . Западная философия создала образ дикаря, которого надо было завоевать, а то и уничтожить ради его же собственной пользы. Колонизация заставила отойти от христианского представления о человеке. Западу пришлось позаимствовать идею избранного народа (культ "британского Израиля"), а затем дойти до расовой теории Гобино. Cоздатель теории гражданского общества Локк, чье имя было на знамени революционеров в течение двух веков, помогал писать конституции рабовладельческих штатов в Америке и вложил все свои сбережения в акции английской компании, имевшей монополию на работорговлю. Для Локка в этом не было никакой проблемы - негры и индейцы касательства к гражданским правам не имели, они были "дикарями".

Так гражданское общество породило государство, в основе которого лежал расизм . И объектом его были не только "дикари", но и свои неимущие - что вызывало ответный расизм с их стороны. Пролетарии и буржуи стали двумя разными расами: уже Рикардо говорит о "расе рабочих", а Дизраэли о "расе богатых" и "расе бедных". Даже столь привычное нам понятие "народ" у идеологов гражданского общества имело совсем другой смысл. Народом были только собственники, борющиеся против старого режима. Крестьяне Вандеи в "народ" не включались. Де Кюстин так пишет и о России середины XIX века: "Повторяю вам постоянно - здесь следовало бы все разрушить для того, чтобы создать народ".

Таким образом, гражданское общество основано на конфронтации с неимущими. Под его правом - террор Французской революции, который был предписан философами Просвещения и Кантом как совершенно необходимое и даже моральное явление. Большая кровь есть основа "социального контракта". Читаем в фундаментальной многотомной "Истории идеологии", по которой учатся в западных университетах: "Гражданские войны и революции присущи либерализму так же, как наемный труд и зарплата - собственности и капиталу. Демократическое государство - исчерпывающая формула для народа собственников, постоянно охваченного страхом перед экспроприацией. Начиная с революции 1848 г. устанавливается правительство страха: те, кто не имеет ничего, кроме себя самих, как говорил Локк, не имеют представительства в демократии. Поэтому гражданская война является условием существования либеральной демократии. Через войну утверждается власть государства так же, как "народ" утверждается через революцию, а политическое право - собственностью. Поэтому такая демократия означает, что существует угрожающая "народу" масса рабочих, которым нечего терять, но которые могут завоевать все. Таким образом, эта демократия есть ничто иное как холодная гражданская война, ведущаяся государством". Это не ушло в прошлое с XIX веком, но невероятное количество ресурсов, извлекаемое Западом из "слабых" стран, позволяет поддерживать социальное перемирие, подкармливая половину пролетариата, превращая ее в стабилизирующий общество "средний класс".

Значит ли все это, что гражданское общество плохо, а общинность хороша, что индивидуализм - зло, а солидарность - добро? Ни в коем случае! Это - дело идеалов и веры, а о них спорить бесполезно. Ясно, что человек Запада должен жить в соответствии со своим, выстраданным им мироощущением. Попытка загнать его обратно в солидарность породила страшную болезнь - фашизм.

Не исключено, что не менее страшная, хотя и иная, болезнь поразит и Россию, если радикальный проект превращения русских, татар, манси в гражданское общество затронет тайники души. Модернизация "традиционного общества", построение на его основе многих институтов гражданского общества - процесс исключительно сложный и требует большой осмотрительности. В нем совершенно неприемлемы методы шоковой социальной инженерии. Пример бережной и постепенной, но непрерывной модернизации дает Япония. Другим вариантом быстрой модернизации была эволюция советского послевоенного общества (достаточно стравнить тип и культуру общественных отношений в ряду символических "правителей": Сталин - Хрущев - Брежнев - Горбачев). Эта эволюция была прервана радикальной реформой.

Традиционное общество России отнюдь не было антизападным. С гражданским обществом Запада Россия всегда искала мира и могла ужиться - если только мягко отводила его загребущие руки. Угрозу создают сегодня именно наши "западники" (вернее, евроцентристы), которые открывают этим рукам окна в Россию. Возможно, что никто и никогда по этим рукам ударить уже не сможет. Но велик риск, что это - иллюзия. И лучше было бы не переходить некоторых критических порогов напряженности.

(Не опубликовано в газете "Юридические вести". Январь 1997)

От чего же мы отказались?

Чуть ли не главным принципом, который надо было сломать в советском человеке, чтобы совершить "перестройку", была идея равенства людей. Эта идея, лежащая в самой основе христианства, стала объектом фальсификации задолго до 1985 года - как только престарелого генсека окружила интеллектуальная бригада "новой волны". Она была представлена в виде уравниловки , из которой создали такое пугало, что человек, услышав это слово, терял дар мышления. Избивая это изобретенное идеологами чучело, на деле разрушали важный духовный стержень.

Конечно, вели атаку и на все смежные идеи. Так, бубня о социальной справедливости, вспоминали "оплату по труду", заставив забыть первую, более важную часть уравнительного идеала - "от каждого - по способности". Кто об этом помнит? А ведь это - развитие одного из важнейших охранительных табу, которые дают человечеству великие религии: "каждый да ест хлеб свой в поте лица своего". Это - запрет на безработицу, и его нельзя обойти выдачей субсидий и превращением безработного в паразита. Кладя эти принципы в основу нашей совместной жизни, наши отцы и деды заключили важнейший общественный договор: каждому человеку в России будет гарантирована работа, в идеале - по его способностям. Вот в чем были равны наши люди. Мы обязались друг перед другом не выбрасывать за ворота в чем-то слабых людей, не дискриминировать эту кем-то выделенную часть, распределяя между собой их заработок. Мы обязались делиться друг с другом работой и никого не отправлять на паперть или в банду, или в сумасшедший дом - три пути для безработного.

Да, хозяйство СССР велось неважно, неповоротливо. Занять всех людей с высокой интенсивностью не умели (вероятно, и не могли, недостаточна еще была индустриализация). Высок был поэтому уровень "скрытой" безработицы. Его можно было целенаправленно снижать. Но политически активная часть граждан, и прежде всего интеллигенция, решили по-другому. Они вполне сознательно согласились на превращение скрытой безработицы в явную. Они сделали шаг, который может решить судьбу всех (и самых благополучных) - отказались от постулата равенства и разрешили режиму выкидывать из общества целые отряды трудящихся. Выкидывать со спасательной шлюпки "лишних" людей. Интеллигенты, естественно, полетели за борт первыми. А с каким восторгом слушали они недавно сладкозвучных сирен "экономической свободы".

Вот депутат Н.М.Амосов, занимающий, согласно опросам, третье место в списке духовных лидеров нашей интеллигенции, в эссе под скромным названием "Мое мировоззрение" утверждает: "Человек есть стадное животное с развитым разумом, способным к творчеству... За коллектив и равенство стоит слабое большинство людской популяции. За личность и свободу - ее сильное меньшинство. Но прогресс общества определяют сильные, эксплуатирующие слабых". И делее этот демократ предлагает применить сугубо фашистскую процедуру по отношению ко всему населению - провести селекцию на "сильных" и "слабых" путем широкого психофизиологического обследования. Понимают ли наши интеллигенты, которые следуют духовным импульсам этого "вождя", что это означает? Кто же после этого у нас "коричневый"?

В наиболее полной и поэтической форме отказ от равенства и культ сильных, находящихся "по ту сторону добра и зла", выразил Ницше в своей книге "Антихристианин". Читали наши новые идеологи эту книгу? Вряд ли - уж больно бледно и скучно они выражают ее мысли. Они - ницшеанцы вульгарные, стихийные.

У Ницше за его отрицанием человеческой солидарности хотя бы стояло жгучее желание прогресса, совершенства, возникновения "сверхчеловека". Ради этого и развил он антихристианскую и трагическую философию "любви к дальнему". "Чужды и презренны мне люди настоящего, к которым еще так недавно влекло меня мое сердце; изгнан я из страны отцов и матерей моих". Но из какой любви к дальнему, ради какого прогресса радуется Чубайс банкротству предприятий - часто технически наиболее совершенных?

Любовь к дальнему, как с радостью предвещал Ницше, неизбежно ведет к войне. Русский философ С.Л.Франк пишет: "Деятельность любви к ближнему выражается прежде всего в миролюбивом, дружественном, благожелательном отношении ко всем людям; творческая деятельность любви к дальнему необходимо принимает форму борьбы с людьми... Любовь к дальнему требует настойчивости в проведении своих стремлений наперекор всем препятствиям; ее идеал - энергичная, непримиримая борьба с окружающими "ближними" во имя расчищения пути для торжества "дальнего".

Именно эта целостная, гармоничная этика революционной интеллигенции привела Россию к первой национальной катастрофе и заставила ее "умыться кровью". Сегодня наша интеллигенция опять с религиозной страстью исповедует "любовь к дальнему". Но делает она это на гораздо более низком нравственном уровне, чем в начале века - хотя последствия на нынешнем этапе промышленного развития будут гораздо тяжелее. Очень скоро "слабые" покажут, какие способы социального мщения открывают современные технологии. Об этом 50 лет назад предупреждал философ Тейяр де Шарден. И ни ОМОН, ни войска НАТО ничего поделать с этим не смогут. Над этим сейчас ломает голову множество экспертов во всем мире, но не могут придумать ничего лучшего, как рекомендовать более уравнительное распределение доходов - "больше социализма".

Еще более глубокая философская подкладка под отрицанием равенства - социал-дарвинизм. Учение, переносящее биологический принцип борьбы за существование и естественного отбора в общество. Это придает угнетению (и в социальной, и в национальной сфере) видимость "естественного" закона. Г.Спенсер писал: "Бедность бездарных, несчастья, обрушивающиеся на неблагоразумных, голод, изнуряющий бездельников, и то, что сильные оттесняют слабых, оставляя многих "на мели и в нищете" - все это воля мудрого и всеблагого провидения". Слышите, доценты с кандидатами, в чем причина вашей нынешней бедности? А думали, небось, что "рынок востребует ваш талант" и накажет нерадивого сантехника?

В свою очередь, социал-дарвинизм возник под влиянием мальтузианства, очень популярного в апогее рыночной экономики учения, согласно которому "слабым" не только не надо помогать выживать - надо способствовать их исчезновению через болезни и войны. А то больно много на Земле народу, прокормить невозможно. Читаешь сегодня Мальтуса, и не веришь, что он был одним из самых уважаемых людей в Англии. Сегодня наши журналы и газеты полны совершенно мальтузианских заявлений видных интеллектуалов. А ведь в русскую культуру XIX в. вход мальтузианству был настрого запрещен. Неужели действительно произошла культурная мутация России? Или только ее интеллигенции?

Когда из уст ее духовных лидеров мы слышим бледные перепевы Ницше, полезно вспомнить его собственные слова: "Сострадание, позволяющее слабым и угнетенным выживать и иметь потомство, затрудняет действие природных законов эволюции. Оно ускоряет вырождение, разрушает вид, отрицает жизнь. Почему другие биологические виды животных остаются здоровыми? Потому что они не знают сострадания". Вот ведь под чем подписался Смоктуновский!

Кстати, сегодня мальтузианство и социал-дарвинизм обернулись новой гранью. Представление о том, что излишек людей на Земле делает невыносимой нагрузку на атмосферу ("озоновая дыра", "парниковый эффект"), приняло в развитых странах уже форму психоза. Вывод предельно нелеп: все беды - из-за демографического взрыва в "третьем мире" (это - мания мальтузианцев: "слабые размножаются, как кролики"). И возникает новая разновидность глобального фашизма: "передовые" страны должны объединиться и установить тотальный контроль над "третьим миром" - новый мировой порядок (кстати, поучительны здесь и мысли Н.Амосова). На деле же нагрузка на атмосферу создается практически полностью самим "первым миром". Вклад Индии в "парниковый эффект" составляет 1/50 от США. 2 процента! Кого же следовало бы "поубавить", чтобы спасти планету? Видя, к чему клонит мировая элита, так и хочется вновь спросить наших интеллектуалов: с кем вы, мастера культуры?

Наши нынешние либералы-утописты считают, что, отказываясь от идеала равенства, они утверждают идеал свободы . При этом они и малого усилия не хотят сделать, чтобы выяснить, а что же означает свобода в наших конкретных условиях. Перед их глазами разыгрывается драма: наделение меньшинства свободой разворовать общенародное достояние оборачивается лишением самых фундаментальных свобод подавляющего большинства граждан. Вспомним, что говорил один из самых авторитетных идеологов "социально ориентированного капитализма" премьер-министр Швеции Улоф Пальме: "Бедность - это цепи для человека. Сегодня подавляющее большинство людей считает, что свобода от нищеты и голода гораздо важнее многих других прав. Свобода предполагает чувство уверенности. Страх перед будущим, перед насущными экономическими проблемами, перед болезнями и безработицей превращает свободу в бессмысленную абстракцию".

Почему же этого наши интеллигенты не хотели услышать? Ведь они помогли отнять у большой части народа "свободу от нищеты и голода", всучив вместо этого "бессмысленную абстракцию". Почему с таким энтузиазмом прославляли они грядущую безработицу и ликвидацию "уравниловки", бесплатного образования и всего того, что всей массе наших людей давало очень важные элементы свободы? Неужели интеллигент может представить себе страдания других, лишь испытав их на своей шкуре? Ждать осталось недолго.

Намечающийся отход большой части граждан от уравнительного идеала (и явный отказ от него молодежи) может стать трагической и непоправимой ошибкой русского народа. Исправить ее будет трудно - как склеить распавшуюся семью. Ощущение, что тебя не эксплуатируют и в тебе не видят эксплуататора - огромная ценность. Мы в полной мере осознаем, как она важна для жизни, когда ее совсем лишимся. Как тоскует по ней человек Запада - никакой комфорт ее не заменяет. Мы эту ценность имели и, сами того не понимая, наслаждались общением с людьми - на улице, в метро, в очереди. Мы были братьями, и за этим социальным братством стояла глубинная идея религиозного братства - идея "коллективного спасения". От этой идеи отказался Запад во время Реформации, которая породила совершенно нового человека - индивидуалиста, одинокого и в глубине души тоскливого. Но Запад за эту тоску хотя бы получил компенсацию: новая этика позволила ему выжать все соки из колоний и сегодня выжимать соки из "третьего мира". Ради чего отказываемся от братства людей мы? Ведь выжимать соки теперь будут из нас.

Отказ от уравнительного идеала и стоящей за ним идеи братства означает для России пресечение всякой надежды на развитие и сохранение себя как независимой страны. Самым прямым и очевидным следствием будет разрыв исторического союза народов и народностей - распад России. Эксплуатация "слабого" неизбежно и раньше всего облекается в этническую форму. Освоение идей социал-дарвинизма сразу дает оправдание угнетению "менее развитых" народов - и борьбе этих народов всеми доступными им способами. Тут никаких сомнений нет - все это прекрасно изучено и описано. Менее очевидно, что это гасит порыв к развитию и в отдельно взятом народе - прежде всего, русском.

Наши идеологи-недоучки типа Бурбулиса не сказали (да вряд ли и знают), что за последние четыреста лет сложилось два разных типа ускоренного развития. И оба они основаны на том, что люди работают в режиме трудового подвига, соглашаясь на отсрочку материального вознаграждения. Один пример такого порыва дал западный капитализм, основанный на индивидуализме. Там общество - и рабочие, и буржуи - было проникнуто пуританской этикой. Рабочие трудились не за страх, а за совесть, при очень низкой зарплате. Хозяева же вкладывали прибыль в производство, ведя буквально аскетический образ жизни (оргии их сынков - это отклонение от "генеральной линии" и стало массовым уже после выхода на спокойный режим). Второй проект - договор трудящихся и элиты на основе солидарности, ради "общего дела". Самые яркие примеры - индустриализация Японии и СССР. Оба эти подхода были в большой мере уравнительными (в СССР - больше, чем в Японии), но главное, в обоих случаях все социальные партнеры были проникнуты державным мышлением.

Что же мы имеем сегодня в России? Отказ от уравнительного идеала (и значит, от идеи "общего дела") - и отсутствие всяких следов пуританской этики у предпринимателей. О капиталовложениях в производство и речи нет - украденное проматывается в угаре потребительства, растрачивается на жратву и предметы роскоши, вывозится за рубеж. А значит, никакого негласного общественного договора нет. И лишения людей абсолютно ничем не оправданы - Россия в результате "реформ" лишь нищает и деградирует. Ведь при помощи искусственно организованного кризиса разрушаются в первую очередь самые передовые производства. А помните, как стенал Аганбегян: ах, социализм угнетает технический прогресс! И можно понять воров, греющих руки на кризисе, но как понять того честного интеллигента который видит разграбление своего НИИ, завода или КБ, но тянет свою дрожащую от недоедания руку, голосуя в поддержку грабителей?

Конечно, сама суть равенства покрыта многослойной ложью. А в перестройке этот идеал, одна из духовных скреп всей евразийской цивилизации, был специально опорочен как, якобы, порождение большевизма. Так давайте сделаем усилие и снимем эти слои лжи. Рассмотрим суть уравнительства, его духовные корни и оценим нынешнюю реальность. Удалось "реформаторам" изъять идеал равенства из души народов России - или это лишь смена фразеологии? Ведь от этого зависит сам исход всего проекта "реформы Ельцина". Материала для анализа накоплено уже достаточно.

Суть нашего идеала равенства - в отрицании главной идеи "рыночной экономики", что ценность человека измеряется рынком. Американец скажет: я стою 40 тыс. дол. в год. "Старому" русскому такое и в голову не придет. Для него ценность человека не сводится к цене. Есть в каждой личности некая величина - то ядро, в котором он и есть "образ и подобие Божие", и которое есть константа для каждого человеческого существа. А сверх этого - те "морщины", цена которых и определяется рынком, тарифной сеткой и т.д. Отсюда и различие в социальном плане.

Если рынок отвергает человека как товар (какую-то имеющую рыночную стоимость "морщину" - мышечную силу, ум и т.д.), то из общества выбрасывается весь человек - вплоть до его голодной смерти. Никакой иной ценности, кроме той цены, которую готов платить рынок, за человеком не признается (К.Лоренц сказал о Западе: "это цивилизация, знающая цену всего, но не знающая ценности ничего"). Если "отвергнутые рынком" люди и поддерживаются социальной помощью или благотворительностью, то лишь потому, что это дешевле, чем усмирение голодных бунтов, которые к тому же делают жизнь "удачливых" слишком уж неприятной. И этот порядок оправдан культурой (всей философией свободы). Никто никому ничем не обязан!

Наше уходящее корнями в общину уравнительство - совсем иного рода, чем "равенство" гражданского западного общества (чего часто не хотят видеть патриоты). Там - равенство людей-"атомов", равенство конкурирующих индивидуумов перед законом. Великий философ Запада Гоббс дал формулу: "Равными являются те, кто в состоянии нанести друг другу одинаковый ущерб во взаимной борьбе". Наше же равенство идет от артели, где все едят из одной миски, стараясь не зачерпнуть лишнего, но роль и положение каждого различны.

В обществе конкуренции "зачерпнуть лишнего" и даже оттолкнуть соседа от миски позволяет не только философия, но и лежащая в ее основе религиозная этика (отказ от идеи коллективного спасения). Люди, выросшие на почве православия и ислама, просто не понимают такой этики. Ее отвергала и вся русская культура. Человек, просто потому, что он родился на нашей земле и есть один из нас , имеет право на жизнь, а значит, на некоторый базовый минимум обеспечения. И это - не подачка, каждый из нас ценен. Мы не знаем, чем, и не собираемся это измерять. Кто-то споет песню, кто-то погладит по голове ребенка. Кто-то зимой поднимет и отнесет в подъезд прикорнувшего в сугробе пьяного. За всем этим и стоит уравниловка.

Помню вечерние дебаты на эти темы лет тридцать назад, когда задумывалась вся эта перестройка. Сейчас удивляешься, как все совпадало: тот, кто проклинал уравниловку и мечтал о безработице (разумеется, для рабочих - очень уж они обленились), в то же время ненавидел "спившуюся часть народа". Он, мол, принципиально не оттащил бы пьяного согреться - пусть подыхает, нация будет здоровее. И доходили до фанатизма. Кто же, говорю, у нас не напивался - ведь эдак треть перемерзнет. Пусть перемерзнет! Так ведь и твой сын может попасть в такое положение - вспомни себя студентом. Пусть и мой сын замерзнет! Это и есть новое мышление. Здесь и происходит главное столкновение "реформы" с сознанием людей.

Вспомним, в концепции закона о приватизации РСФСР главным препятствием было названо "мировоззрение поденщика и социального иждивенца у большинства наших соотечественников". Очевидна ложь этого тезиса (трудящиеся - иждивенцы государства!). Но важнее само признание либералами того факта, что люди в массе своей считают государство обязанным обеспечить всем членам общества на уравнительной основе некоторый разумный минимум жизненных благ. И этот минимум распределяется не на рынке , а "по едокам". Но так хочется труженикам, им не нравится видеть около себя голодных и замерзающих, даже если это лентяи. Можно сколько угодно проклинать этот "пережиток", нас не волнует его оценка Чубайсом. Важно, что он существует.

Это - архетип, подспудное мироощущение, как бы ни приветствовали рынок те же самые люди в момент голосования или в поверхностных слоях сознания, на уровне идеологии. И смешно даже думать, что этот архетип - порождение последних 75 лет или даже Российской империи. Напротив, эта империя потому и собралась в Евразии, что здесь сформировались народы со сходным мироощущением.

Вспомним Марко Поло, который почти всю жизнь прожил и пропутешествовал в созданной при Чингис-хане империи (в том числе и в России). Что же поразило его, "европейца-рыночника"? Почитаем сегодня эти свидетельства середины XIII века: "Делал государь и вот еще что: случалось ему ехать по дороге и заметить домишко между двух высоких и красивых домов; тотчас же спрашивал он, почему домишко такой невзрачный; отвечали ему, что маленький домик бедного человека и не может он построить иного дома; приказывал тут же государь, чтобы перестроили домишко таким же красивым и высоким, как и те два, что рядом с ним". Или еще: "Поистине, когда великий государь знает, что хлеба много и он дешев, то приказывает накупить его многое множество и ссыпать в большую житницу; чтобы хлеб не испортился года три-четыре, приказывает его хорошенько беречь. Собирает он всякий хлеб: и пшеницу, и ячмень, и просо, и рис, и черное просо, и всякий другой хлеб; все это собирает во множестве. Случится недостача хлеба, и поднимется он в цене, тогда великий государь выпускает свой хлеб вот так: если мера пшеницы продается за бизант, за ту же цену он дает четыре. Хлеба выпускает столько, что всем хватает, всякому он дается и у всякого его вдоволь. Так-то великий государь заботится, чтобы народ его дорого за хлеб не платил; и делается это всюду, где он царствует".

Когда мы читали Марко Поло в детстве, на такие главы не обращали внимание - этот образ действий государства казался нам естественным. Ну подумайте сами, что, если бы Сталин в годы войны вместо карточной системы устроил бы, как сегодня, либерализацию цен? Смешно даже представить себе. И разве смогла бы Куба пережить тотальную блокаду, которую ей организовали две державы-подружки, США и ельцинская РФ, если бы вместо солидарного распределения тягот там "отпустили цены"?

Но то, что казалось естественным нам, поражает и злит "рыночника". И английский биограф Марко Поло в 80-е годы ХХ века делает ему выговор: "Книга для коммерсантов должна была бы описывать урожаи и сезонные колебания цен так, чтобы дать негоциантам сведения, позволяющие получить максимальный доход от спекуляций и поместить деньги с минимумом риска. Марко же глядит по-иному, с точки зрения общественного интереса и, значит, государства; поэтому неурожай для него не средство получить большую прибыль, а огромное бедствие, опасное для мира между народами, которые его терпят. Бедствие, с которым надо бороться".

Каков же механизм уравнительного распределения благ? Великий хан Хубилай обязывал "глав администрации" в регионах делать запасы зерна за счет госбюджета и в голодные годы выдавать его, фактически, "по карточкам" - не отменяя при этом "коммерческую" торговлю. Она, кстати, была у нас и во время войны; приехал кто с фронта - всегда можно было собрать денег и купить, что надо. А уж о рынке и говорить нечего. Не знаю, как Гайдар, а я торговал в четыре года. Из одной буханки мать делала бутерброды с лярдом, я продавал и покупал отрубей и бутылку патоки. И этот рынок не разъединял людей.

В советское время способ выдачи минимума благ из общественных фондов был очищен от всякого налета "помощи". Человек получил на эти блага право - и это было прекрасно! Право это возникло при наделении всех граждан СССР общенародной собственностью, с которой каждый получал равный доход независимо от своей зарплаты. Вчитайтесь в недавние слова Г.Х. Попова (когда он еще не входил в пятерку самых богатых людей России): "Социализм, сделав всех совладельцами общественной собственности, дал каждому право на труд и его оплату... Надо точнее разграничить то, что работник получает в результате права на труд как трудящийся собственник , и то, что он получает по результатам своего труда. Сегодня первая часть составляет большую долю заработка". Попов признает, что большая часть заработка каждого советского человека - это его дивиденды как частичного собственника национального достояния. То, что сегодня трудящиеся добровольно и безвозмездно отдали свою собственность мафиозно-номенклатурной прослойке, войдет в историю как величайшая загадка всех времен и народов. Уравниловки испугались! Дай-ка я все дивиденды с моей доли буду брать себе сам! Ну, берите теперь.

Сколько же благ распределялось у нас через "уравниловку"? Неужели и вправду наши "социальные иждивенцы" объедали справных работников и получали большую часть дохода не по труду, как писал Попов? Это - ложь, специально внедренная в общественное сознание. На уравнительной основе давались минимальные условия для достойного существования и развития человека - а дальше все зависело от него самого. Он получал жилье, скромную пищу (через низкие цены), медицину, образование, транспорт и книги. Если был готов напрячься, мог заработать на жизнь "повышенной комфортности". Но уровень потребления людей с низкими доходами был действительно минимальным - на грани допустимого. Никакой уравниловки в потреблении не было, все держалось на пределе.

Наш тонкий интеллектуал А.Бовин пишет: "Мы так натерпелись от уравниловки, от фактического поощрения лентяев и бракоделов, что хуже того, что было, уже ничего не будет, не может быть". Сколько же поедали "лентяи", если при виде их стола текли слюнки у Бовина? Ведь он мог бы привести и цифры. Вот потребление продуктов в 1989 году людей с разным месячным доходом:

до 75 руб 100-150 р свыше 200 р

мясо и мясопродукты 27 63 95

молоко и молокопродукты 216 363 466

рыба и рыбопродукты 5 13 19

фрукты и ягоды 22 39 56

_________________________________________________________

Что же означает сегодня - и не абстрактно, а вполне реально, отказ от уравниловки? На что пошла наша либеральная интеллигенция и поддержанный ею режим? Они пошли на убийство значительной части своего народа. 1992 год - это уже год социально организованной смерти. Ранней массовой смерти стариков и косвенной смерти полутора миллионов неродившихся (а ранее рождавшихся) детей. И никакими софизмами этого не скрыть. Даже захлебнувшийся "демократической" пропагандой кандидат наук не может не понять: если при катастрофическом спаде производства существенная прослойка гребет миллионы, покупает "мерседесы" и пьет ликер по 10 тыс. руб. бутылка, это может происходить только за счет перераспределения доходов. Или Ельцин уже и закон сохранения материи отменил? Опираясь на силу телевидения и ОМОН, "новый класс" вырвал кусок хлеба изо рта большей части населения. Под бурные аплодисменты Инны Чуриковой.

Зато нет дефицита - полные прилавки, о чем мечтали наши либералы. И что примечательно - появился целый легион паскудников. Они нарочно, с наслаждением демонстрируют свое богатство. Жрут бананы на глазах у детей! Они называют себя "новые русские" (хотя эта прослойка интернациональна). Да бывали такие и раньше, но мало. Помню, везли нас в теплушках в эвакуацию. Еды не было, и продать было нечего. И ехал почему-то с нами солидный мужчина с "бронью". Он покупал молоко, на глазах у целого вагона голодных детей наливал себе в кружку и с удовольствием пил. Дети плакали, по деликатности тихонько. А кое-кто не выдерживал, подходил к нему и плакал в голос. Были такие люди, были, но как-то их незаметно придушили. А сегодня, видно, их сынки дорвались до власти.

Подрубается и вторая главная опора уравнительного уклада - жилье. Пока человек имеет жилье - он человек. Государство строило жилье и оплачивало 85 проц. его содержания. Здесь отказ от уравниловки означает качественный скачок - бедняки потеряют жилье . Будут рассказывать, как в былинах, о тех временах, когда считалось безобразием, что 5,8 проц. населения живет в коммунальных квартирах - какой ужас, как мы это терпели! Б.Ельцин обещал, что Россия финансирует устройство ночлежек (он их мягко назвал "ночными пансионатами"). Из этого следует, что быстрое обнищание с потерей жилища предусмотрено .

О покупке чьих квартир взывает телевидение и тысячи расклеенных по Москве объявлений? Квартир обедневших людей, которые "уплотняются", чтобы совместно проесть жилплощадь родственника или друга. А потом? Заболел ребенок, надо денег на врача да на лекарства - и продаст мать квартиру, переедет в барак, а там и в картонный ящик. Это все известно по Чикаго да по Риму. На какую же жизнь решились обречь свой народ "реформаторы"? В 1-м квартале 1993 г. построено 4,5 квартиры на 10 тыс. населения (это при строительном буме среди богачей!) - а в 1975 году за квартал сдавалось 22 квартиры. В пять раз! А ведь это пока достраиваются дома, заложенные при советской власти.

Это самый первый слой последствий отказа России от уравнительного проекта. И не должно быть иллюзий - убийственный спад потребления массы людей организуется искусственно, из чисто политических и идеологических целей. Уровень имеющихся у страны ресурсов это никак не оправдывает. Пусть также знают сторонники "реформ", что это искусственное обеднение - эксперимент, проводимый впервые в мире. Всегда и везде в моменты острого кризиса уязвимая часть населения защищалась - субсидиями на продукты питания или карточной системой. Россия опять отдана как полигон. И удивляют не политики, они - ландскнехты. Удивляет "совесть нации", интеллигенты вроде академика Лихачева, которые приветствовали все это и использовали свой авторитет, чтобы уговорить сограждан - ввели их в соблазн.

("Правда". Ноябрь 1993 г.)

"Почему же нас так плохо кормили в СССР?"

Похоже, что "реформа" в России действительно приближается к "точке невозврата" - к созданию такой необратимой ситуации, из которой добром выйти не удастся. Это произойдет, если, как призывает А.Н.Яковлев, "реформаторам" действительно удастся "выбросить на рынок" землю российских народов. И люди хотят определить свою позицию по этому вопросу. Жаль, что на приглашение к разговору не откликнулись ни академики ВАСХНИЛ, ни ректор Тимирязевки, ни академик Аганбегян. Гордо не обращают внимания на шипение "люмпенов"? Под защитой бравого ОМОНа ученый может себе это позволить.

По письмам видно, как трудно освобождаться от вбитых нам в голову мифов. Читая письма, я узнаю себя, свои прошлые сомнения. Но главный ответ почти на все вопросы такой. Дело не в недостатке информации, а в том, что мы приняли навязанную нам фальшивую логику и играем на чужом поле по правилам, установленным недобросовестными людьми - идеологами без чести и без совести. Стоит сделать усилие, отбросить эти правила и вернуть словам изначальный смысл, и наваждение исчезает. Но как трудно сделать это усилие, как трудно допустить саму мысль, что несгибаемый борец за правду Селюнин может хладнокровно врать, а академик - фальсифицировать информацию. Во что же тогда верить? Остается здравый смысл, работа разума и старое римское правило "Ищи, кому выгодно".

Один вопрос в разных вариациях звучит во множестве писем: если в сельском хозяйстве СССР на душу населения производилось больше зерна, молока, масла, чем в США, то почему же американцы питались так хорошо, а мы - так плохо? Разделим этот вопрос на части и рассмотрим их по очереди.

Прежде всего, вопрос содержит утверждение, которое принимается как очевидное ("мы питались хуже американцев"). А между тем оно вовсе не очевидно, и никаких серьезных оснований верить в него нет. Большинство просто приняло его на веру от идеологов, которые нажимали на слабое место любого человека - всем хочется, чтобы его пожалели и посчитали страдальцем. Из каких достоверных источников мог нормальный советский человек сделать вывод, что он питается хуже американца? Что значит "хуже"? Хуже какого американца? Действительно ли тарелка борща хуже сникерса (чорт его знает, что это за дрянь нам рекламируют)? Наш честный демократ верит, что борщ хуже сникерса, хотя этого чуда и не пробовал.

Каждый согласится, что реальной возможности спокойно сравнить его собственный стол с кормежкой далекого американского друга подавляющее большинство наших людей не имело. Оно поверило в идеологический тезис, внедренный в голову путем непрерывного повторения и показа специально подобранных образов (прежде всего, фильмов). Подобрали бы другие фильмы (а их много, в том числе шедевров), и в голове у нас щелкнул бы другой выключатель.

В 1983-85 гг. советский человек в сутки потреблял в среднем 98,3 г белка, а американец - 104,4 г. Разница не такая уж большая. Американец зато съедал намного больше жиров (167,2 г. против наших 99,2) - ну и что в этом хорошего, кроме склероза? Но что поразительно - в СССР сложилось устойчивое убеждение, что мы недоедаем. Молока и молочных продуктов мы в среднем потребляли 341 кг в год на человека (в США - 260), но при опросах 44% ответили, что потребляют недостаточно. Более того, в Армении 62% населения было недовольно своим уровнем потребления молока, а между тем его поедалось там в 1989 г. 480 кг. (а, например, а Испании 140 кг.). И самый красноречивый случай - сахар. Его потребление составляло в СССР 47,2 кг в год на человека - свыше разумных медицинских норм (в США - 28 кг), но 52% опрошенных считали, что едят слишком мало сахара (а в Грузии недовольных было даже 67%). Очевидно, что "общественное мнение" никак не отражает реальность, а создается идеологами и прессой.

Другое дело, что у нас имелись все основания быть недовольными способом потребления - тем, как продукты доводятся до нашего стола. Американец или испанец спускается в лавку и в зависимости от того, сколько денег нашарит в кармане, покупает, что ему заблагорассудится. Но при чем здесь сельское хозяйство? Это зависит только от того, сколько денег в кармане у покупателя и как организована торговля. Никакого отношения к земельной собственности или организации пахоты это не имеет.

Но оставим этот первый вопрос открытым - по двум причинам. Во-первых, читатель все равно не может перенестись в США и проверить содержимое кастрюли американца. Поэтому пусть, если ему хочется, считает, что при советской власти он голодал, не будем спорить попусту. Во-вторых, из признания, что американец ел жирнее нашего, никак не вытекает, что поэтому надо разогнать колхозы и отдать землю Джону Смиту или Федьке Колупаеву. Просто никакой связи нет. Поэтому допустим, что в СССР, производя основных продуктов питания (кроме мяса) больше, чем в США, люди питались хуже. Но что же здесь удивительного?

Странно как раз то, что это вызывает удивление. Достаточно представить себе в голове или нарисовать на бумажке путь пирожка или сосиски от поля (где бы оно ни находилось) до глотки потребителя, как всякое удивление должно исчезнуть и уступить место нормальным частным вопросам. Давайте этими вопросами и займемся.

1. Какая часть произведенного в поле продукта пропадает на пути к глотке в СССР и США?

Ответ известен - в СССР пропадало во много раз больше (некоторых продуктов - до трети). При таком уровне наших потерь американцам и не надо было производить больше, они сразу получают фору. А нам, если мы не устраним причины потерь, бесполезно производить больше. На столе не прибавится. Где и почему пропадало? Тоже прекрасно известно - из-за отсутствия дорог и транспорта для своевременного вывоза, из-за нехватки мощностей по переработке (мясокомбинаты, консервные заводы), из-за дефектов организации и технологии в сфере распределения (хранение, торговля).

Сколько сгнаивали на базах ради того, чтобы украсть, а сколько - из-за слабости материально-технической базы, сказать трудно. Можем только гадать. Во всяком случае, в системе АПК усилия на транспорт, переработку, хранение и продажу продуктов составляют в США 87% (относятся к усилиям на производство продуктов в поле как 7:1), а в СССР 53% (соотношение 1,1:1). Поддержка сельского производителя у нас была в 6 раз меньше! Не говоря уже об отсутствии дорог.

Вот она - первая причина. Можно проклинать сегодня Госплан, который медленно ликвидировал явные диспропорции, но важнее посмотреть, улучшается ли положение сегодня? Не только не улучшается, но заморожены те немалые капиталовложения, которые были предусмотрены при плановой системе. Но главное - к этой причине колхозы (так же, как и фермеры США) не имеют никакого отношения. Эта ситуация создана городом . И те, кто переводит разговор в плоскость приватизации да фермеризации, рассчитывают просто на доверчивость простодушных людей. И, надо признать, в своих расчетах не ошибаются. Но за восемь-то лет перестройки мы должны были бы поумнеть.

2. С каких полей питался гражданин СССР и американец?

Выводить уровень потребления из уровня отечественного производства - это или глупость, или сознательный обман. Так, неглупый человек Аганбегян использовал любую трибуну, чтобы потребовать снижения производства тракторов - у нас их делали больше чем в самих США. Какой ужас! А о том, что тракторов в США в два раза больше (просто их производство американские корпорации перевели в Мексику), академик умалчивал.

Мы каждый день слышим от Черниченко, что, якобы, Америка нас кормит. На деле импорт зерна и мяса многократно перекрывался экспортом из СССР рыбы. Ее вывозилось по 20 кг на человека, а мяса ввозилось по 2 кг. Статистику вывоза других продуктов трудно найти, но какие-то "черные дыры" были. Бываешь за границей, и вдруг с удивлением видишь в магазине наши продукты. Видимо, кто-то спустил за бесценок. Вообще, "нешумный" вывоз добра из СССР стал резко нарастать, когда престарелого генсека окружила "новая интеллектуальная команда". И как они при этом кричали "держи вора!". Но главное, ввоз продовольствия в СССР был очень невелик по сравнению с "развитыми" странами. На душу населения ФРГ ввозила в 4 раза больше мяса, чем мы, Япония в 6 и Италия в 7 раз. Интересно, как мы всей этой шумихе легко поверили. Но вернемся к нашим заокеанским друзьям, раз уж их нам ставят в пример.

Попробуем представить, на какой земле и чьими руками производится добрая часть продуктов, которые поедает "средний белый американец". И увидим, что на его стол работает огромная доля лучших земельных угодий Африки и Латинской Америки. Данные об этом отрывочны, спруты-землевладельцы вроде "Юнайтед фрут компани" ушли в прошлое, спрятались от греха за "национальными" вывесками. Но дело от этого не меняется - субтропики и тропики пополняют стол американца.

Какова продуктивность этих земель, легко понять, взглянув на карту. Найдите Кубу - ее почти не видно. Половина земель ее принадлежала американским копаниям и давала около 7 млн тонн сахара - столько же, сколько производили наши поля, а их было немало на Украине, в РСФСР, в Средней Азии. Потеряли США Кубу - стали покупать в Бразилии, Аргентине. Огромны плантации кофе, какао, арахиса и других орехов, которые так украшают диэту цивилизованного человека. Тихоокеанские острова и атоллы покрыты пальмами - производят кокосовое масло, на котором стоит парфюмерия США.

Кажется, мелочь - бананы. Но те, кто бывал в США или ФРГ, знают, что там это важный продукт питания, продаются на каждом углу и довольно дешево. Откуда же они берутся? От замаскированных филиалов "Юнайтед фрут". По Центральной Америке можно ехать на поезде целый день - и вокруг будут видны лишь банановые плантации. При этом из дохода, получаемого от продажи бананов в США или Европе, 89% забирает себе транснациональная компания (то есть те же американцы и европейцы), и лишь 11% достается стране, предоставившей землю и рабочие руки.

В любом магазине в США в углу стоит батарея огромных банок с апельсиновым соком. Откуда? Половину мирового экспорта дает Бразилия (в 1989 г - 650 тыс. т. концентрата). Разумеется, сок этот производится на "совместных" предприятиях (треть всего экспорта - немецкой фирмой). И при этом так устраивается "первый мир", что этот экспорт субсидируется самими же правительствами стран "третьего мира" - на каждый доллар экспортируемого переработанного сельскохозяйственного продукта Бразилия платит 1,3 доллара субсидии (давая, кроме того, кредиты и налоговые льготы). Так что, когда из России повезут продукт, выращенный на нашей приватизированной земле, мы еще будем приплачивать за это круглую сумму.

Бразилия стала и вторым в мире экспортером мяса (половину вывозимого мяса производят предприятия американского свиного короля Свифта). Мало того, Бразилия стала крупнейшим в мире экспортером соевого масла (1 млн. т.) и сои, обработанной как добавка в корм скоту (8 млн. т.). Сколько комбикорма можно произвести на основе такой белковой добавки? Так что американские и английские бифштексы во многом вскормлены бразильской соей. И не только о Бразилии речь. Даже Индия за десять лет вдвое увеличила экспорт мяса и вчетверо - фруктов и овощей.

Наконец, молодой цивилизованный американец, съев свой бифштекс величиной с лопату, закусив его ананасом и выкурив сигару из Ямайки, хочет повеселиться - не единым хлебом жив человек. Значит, ему требуется кокаин. Как сказал наш великий экономист Бунич, "в мире есть царь, этот царь всюду правит - Рынок названье ему". И огромные пространства земли в Южной Америке покрываются плантациями коки (фирма "Кока-Кола" - хороший учитель). Только в Андах на этих плантациях работает более миллиона человек! А мы все твердим, что США кормят, поят и веселят всего 3 млн. фермеров. А кому нравится героин - на того работают земля и солнце Бирмы и Таиланда. Скоро, наверное, и независимый Кыргызстан подключится, уж больно прогрессивным человеком оказался академик Акаев.

И, вспоминая о судьбе нашей земли, надо подчеркнуть особо: земли отчуждаются под бананы и коку не от избытка, соя и мясо вырываются изо рта у голодных. Недавно даже вышла научная монография - "Политэкономия голода". В ней холодным языком сформулированы законы, о которых наш восторженный демократ предпочитает не вспоминать. Но пусть вслушается хотя бы тот, кто чувствует свою ответственность за пропитание собственных детей: "Способность индивида иметь в своем распоряжении продовольствие зависит от отношений в обществе... Голод может быть вызван не отсутствием продовольствия, а отсутствием дохода и покупательной способности, поскольку в рыночной экономике лишь доход дает право на получение продовольствия... Вывоз продовольствия из пораженных голодом районов - "естественная" характеристика рынка, который признает экономические права, а не нужды."

А если перейти от холодного научного языка к реальности? Как обстоят дела в той же Бразилии, крупнейшем экспортере продовольствия? 40% населения (60 млн человек) получают всего 7% национального дохода. Это 1,04 долл в день, на эти деньги нельзя купить даже жмыха от сои, только ботву. Постоянное недоедание и острая нехватка в пище белка и витаминов приводит к разрушению иммунной системы и тяжелым физиологическим нарушениям. Это похоже на СПИД, и люди умирают от малейшей инфекции. О нормальном развитии и говорить не приходится.

В резолюции конференции по проблемам питания сказано: "более 40% детей, которые рождаются в Бразилии, будут физически и умственно недоразвитыми к моменту достижения зрелого возраста". Если наш демократический интеллигент считает, что бразильцам верить нельзя, то послушайте хотя бы заключение ЮНИСЕФ, все-таки орган ООН: "Тот факт, что четверть миллиона детей продолжает умирать еженедельно (один ребенок каждые две секунды) от недоедания и легко излечимых болезней, является самым тяжелым обвинением против нашего времени".

Сказано витиевато, как и положено ООН - время, видишь ли, виновато. Но кто хочет понять, поймет. Множеством способов кучка богатых "цивилизованных" стран прибрала к рукам большую часть плодородных земель всего мира и вогнала народы, живущие на этих землях, в неоплатные долги. И только чтобы выплатить проценты, да и то не успевая, эти народы вынуждены теперь отдавать во все возрастающих объемах не только минеральное сырье, древесину, рабочую силу, но и самые необходимые дома продукты питания, оставляя умирать от голода двух своих детей каждую секунду.

И наши меченные вожди ведут нас именно к этому. Мы послушно идем, бормоча: "И как это мы могли жить в СССР, так плохо питаясь? Даже сникерсов не имели! Надо немедленно разрешить куплю-продажу земли".

("Правда". Март 1993 г.)

Оглавление

Главная страница | Сайт автора | Информация