Сергей Кара-Мурза

Поражение советского проекта и возможность новой социалистической программы

Успех советского проекта и сужение взгляда на социализм

Понятие социализм очень широко и остается слабо разработанным. Маркс и Энгельс говорили о коммунизме, а социализм в особую формацию не выделяли. В России, где к моменту революции капитализм еще не стал господствующей формацией, была очевидна необходимость длительного "переходного периода" развития производительных сил при некапиталистическом общественном строе, прежде чем приступить к построению коммунизма. Этот строй и создавали в конкретных условиях России и заданных извне жестких ограничениях. Возникло очень специфическое жизнеустройство со своим особым политическим строем и типом хозяйства.

Поскольку компартия СССР завоевала большой авторитет как партия "победившего пролетариата", а СССР стал сверхдержавой и центром тяготения всех сил, "убегавших от капитализма", советская политическая элита получила возможность объявить свою систему единственно правильным социализмом (победившим, реальным, зрелым и т.п.). В обществоведении, а затем, через систему образования и СМИ, в обществе сложился очень узкий взгляд на социализм и вообще на некапиталистические формы жизнеустройства. Мы очень мало знали и почти не интересовались огромным опытом разных культур и народов, искавших и создававших структуры социализма на своей почве. Более того, своим авторитетом и своей вполне бескорыстной помощью СССР нередко ограничивал и даже подавлял этот рост, загонял его в рамки собственной модели и тем губил. Мы сами потеряли при этом важнейший источник знания и силы.

Более того, приняв за сущность социализма одно его воплощение, одну лишь его советскую ипостась, мы не поняли этой сущности и, что самое тяжелое, не поняли саму советскую его ипостась. Во многом поэтому мы ее и утратили. Даже критики советского строя "от социализма" - еврокоммунисты извне и марксисты типа Бутенко и Ципко "среди своих" - ничего полезного не сказали. О ругани корыстно заинтересованных приватизаторов и говорить не приходится.

Сегодня, когда советский строй потерпел тяжелое поражение и в результате резко изменились конкретные условия, в которых Россия будет восстанавливать свое жизнеустройство, мы обязаны сосредоточить усилия на изучении и осмыслении двух структур: социализма в целом и советского строя как его разновидности. Для этого есть чисто прагматические и срочные причины, а не только теоретический интерес.

Опыт начала и конца ХХ века показал вполне надежно, что при господстве в жизнеустройстве России капиталистического уклада она не может выжить как независимое многонациональное государство. При этом ее распад и всесторонняя деградация сильнее всего ударяет именно по русскому народу, так что он неминуемо становится ядром антикапиталистической революции ( горячей или ползучей). Можно ожидать, что после более или менее длительного периода "хаоса по Чубайсу" в России возобладают различные формы некапиталистического уклада, пусть даже с мимикрией под капитализм. В дальнейших рассуждениях мы отвлекаемся от тяжелого положения России в международном плане. Многие жизненно важные сферы находятся под жестким внешним контролем, цель которого - не допустить возрождения России как сильной независимой страны, тем более с социалистическим жизнеустройством. Тем не менее рассмотрение даже весьма абстрактной модели будущего социализма, на мой взгляд, полезно. На этом пути есть шанс сохранения страны, культуры и народа.

В нашем анализе мы должны исходить из широкого представления о сущности социализма и его воплощениях. Для начала, в самом первом приближении, будем считать социализмом некапиталистический тип жизнеустройства в индустриально достаточно развитом обществе, распространенный столь широко, что общество может воспроизводиться на его основе. Оговорки нужны, чтобы отграничить социализм от некапиталистических форм жизни в чисто аграрных "реликтовых" обществах, а также от маргинальных укладов, существующих в капиталистическом обществе в качестве анклавов ("альтернативная" экономика, религиозные коммуны, криминальное хозяйство и т.д.).

Другая причина, по которой необходимы такие исследовательские усилия, состоит в том, что поражение советского строя вовсе не привело к демонтажу всех его несущих конструкций. Во-первых, прочность их оказалась намного выше теоретически предсказанной. Во-вторых, на их ликвидацию не осмеливается политический режим. Поэтому можно также предположить, что некоторые устои советского строя переживут период хаоса и останутся в основе нового общественного порядка. Их надо знать и понимать.

Что-то из переживших реформу советских структур надо охранять и обновлять (хотя бы как фактор жизнестойкости общества на период разрухи), что-то превратилось в препятствие для выхода из кризиса и обновления общественных институтов (даже по советскому же типу). Некоторые специфические продукты советского строя были для него и смертельными ядами.

Советский проект как продукт общинного крестьянского коммунизма

История показала ошибочность тезиса Маркса, согласно которому никакая формация не уступает места другой, если она не исчерпала своих возможностей для развития производительных сил. Вернее, этот освоенный евроцентризмом тезис приложим лишь к процессу смены формаций одного цивилизационного пути (например, для истории Запада). Переход к своим, "незападным" вариантам социализма в крестьянских странах, в том числе в России, был не "прыжком через капитализм", а его оттеснением . Эти страны пытались миновать капитализм, следуя своей цивилизационной траектории.

Они его и миновали, так как теперь уже невозможно строить в стране капитализм, имея по соседству агрессивную капиталистическую цивилизацию (Запад). Ибо Запад заинтересован в том, чтобы превратить все лежащее за его пределами мировое пространство в зону "дополняющей экономики". Это совершенно особая формация, периферийная система мирового капитализма, не имеющая уже возможности автономного развития собственного капитализма.

Можно предположить, что начиная со второй половины ХХ века единственный путь сохранить свой цивилизационный тип и не превратиться в деградирующее в культурном отношении "дополняющее пространство" заключается в нахождении и защите приемлемого для собственной культуры проекта социалистического развития. При этом использование многих институтов и социальных технологий, созданных в странах капитализма, не меняет дела. Речь идет о двух разных видах "социокультурного генотипа", так что переход "социализм-капитализм" не есть плавный процесс, это глубокая мутация.

Пока что не наблюдалось и обратной мутации, перехода "капитализм-социализм", хотя во многих капиталистических странах социал-демократические режимы с успехом восприняли многие институты и технологии социализма. Иные марксисты даже назовут такой социал-демократический строй "более правильным социализмом", нежели советский или китайский проекты. Возникла целая категория обществ, подобных гермафродитам - по их "вторичным" признакам нельзя определить, являются ли они в сущности капиталистическими или представляют собой разновидность социализма. Тут нужно что-то вроде "хромосомного анализа".

Чтобы не впадать в бесплодную дискуссию о понятиях, ограничим предмет. Поскольку, как мы полагаем, "перескочить" в капитализм России не удастся, несмотря на применение калечащих методов искусственной мутации, мы будем говорить именно о социализме в странах, избежавших " кавдинских ущелий" капитализма в тот период, когда развитие автохтонного капитализма было еще возможным.

Тем не менее, и в тезисе Маркса, и в критике советского строя марксистами (например, Троцким) и идеологами перестройки и реформы ("демократами") есть важное рациональное зерно. Общество, не "хлебнувшее" достаточную порцию капитализма и не освоившее некоторых буржуазных ценностей, в современном мире оказывается слишком хрупким и неустойчивым. Массовое сознание в таком обществе слишком "пралогично", и государство не имеет поддержки не только глубоко эшелонированного гражданского общества, но и всеохватывающего стабилизирующего фактора в виде рационально осознаваемых и рассчитываемых материальных интересов. Тот подрыв культурной гегемонии государственного строя, который был легко проведен в советском обществе, был бы немыслим в обществе рационально мыслящих индивидов - даже если предположить, что все они не были объединены в ассоциации гражданского общества .

Из этого побочного тезиса вытекает, что нынешний тяжелый кризис и травмы, нанесенные реформой России, будут не напрасны, если мы сумеем из этого ядовитого "глотка капитализма" впитать и встроить в свой культурный генетический аппарат все фрагменты информации, необходимой для жизни в современном динамичном мире. Поясню на двух пунктах.

Крестьянский ("архаический") общинный коммунизм, послуживший культурной матрицей советского строя, блокировал освоение нашими людьми многих интеллектуальных технологий, которыми владеет средний индивид западного общества. Функции освоения и использования таких технологий были переданы советскими людьми наверх - "начальству". В известном смысле большинство советских людей действительно были иждивенцами . Они были готовы самоотверженно трудиться, выполняя привычную или приятную для них работу, но целый ряд гражданских функций они возложили на сословие начальников, полагая, что те порадеют и о трудящихся позаботятся. Из таких функций упомяну обязанность блюсти свой интерес и бороться против всяких изменений жизнеустройства, ведущих к ущемлению этого интереса. Умение считать и блюсти свой интерес - типично буржуазная ценность. Россия ее освоить не успела, но шанс наверстать упущенное нам дан сегодня.

Понятно, что общество, образованное такими гражданами, очень уязвимо. Как только исчезает очевидный для всех сплачивающий общество "вызов" (в виде внешней угрозы, необходимости форсированного развития и т.п.), у граждан начинает закрадываться подозрение, что начальники радеют недостаточно. Или, что еще хуже, слишком радеют о себе. Оснований для таких подозрений всегда достаточно, да их еще можно и преувеличить в массовом сознании. Такой скрытый конфликт развивается по механизму самоускорения, и вскоре дает уже и сословию начальников оправдание для разрыва с обидевшими его своими подозрениями "баранами". Такое квази-сословное общество в условиях городской индустриальной культуры выжить не может. Даже в деревне начала века, при наличии прямой общинной демократии и всевидящего "мира" напряженность между массой трудящихся и "верхами" достигла красной черты.

Второе свойство "избыточно общинного" общества и избыточно патерналистского государства - быстрая инфантилизация общественного сознания в благополучный период жизни. Люди отучаются ценить блага, созданные усилиями предыдущих поколений, рассматривают эти блага как неуничтожаемые, "данные свыше". Общество утрачивает собственную политическую волю, необходимую для стабилизации общественных отношений, оно подчиняется правящей в государстве клике как капризный ребенок умелым родителям. В то же время, относясь к государству как капризный ребенок к родителям, граждане наращивают свои претензии к государству. По мере расхождения этих претензий с реальностью, широкие слои граждан начинают культивировать неадекватные обиды и недовольство, резко облегчающие подрыв легитимности государства.

Инфантильное общественное сознание создает очень неблагоприятные условия для развития и господства правового сознания, свойственного зрелой ответственной личности. Как только государство, выходя из мобилизационного состояния, становится более терпимым и либеральным, начинается быстрая криминализация установок и поведения значительной части общества. Если на этот процесс накладывается тяжелый экономический кризис, вовлечение граждан (особенно молодежи) в преступную деятельность становится массовым и морально почти оправданным. Криминальный уклад начинает воспроизводиться и расти, как раковая опухоль, затрудняя воспроизводство способного к здоровому развитию общества.

Эти слабые места советского социализма, через которые в общество проникали болезни, мы имели возможность изучить почти в экспериментальном режиме за последнее десятилетие. Размышляя о восстановлении социалистического жизнеустройства в России на той же, идущей от общинного коммунизма, траектории, мы должны включить преодоление этих слабостей в число важных задач.

Главные черты возможного постсоветского социализма в России

Вернемся к главным признакам "возможного у нас" социализма. Повторю, что речь идет не о социализме, вырастающем как революционное отрицание исчерпавшего свой потенциал капитализма, а о социализме как спасении от вторжения капитализма, разрушающего национальную культуру и страну в целом. Это - "социализм не от хорошей жизни", это стихийное движение по трудной тропе, которая дает шанс уйти от безжалостного врага, грозящего геноцидом. Возможности такого социализма в России, с одной стороны, сильно сократились из-за ликвидации СССР и "лагеря социализма", десятилетнего разграбления народного хозяйства и деградации многих фундаментальных условий жизни страны. С другой стороны, если полученные за десять лет уроки пойдут впрок, то мы выйдем из кризиса как идейно и интеллектуально обновленное общество, освободившееся от множества идолов и догм. Такое общество будет внутренне стабилизировано жесткими, испытанными на собственной шкуре дилеммами, благодаря чему оно может резко расширить диапазон свобод, и при этом удешевить усилия, направляемые на поддержание достаточного уровня лояльности.

Прежде всего скажу о том ядре культурного основания общества, которое в своих главных чертах не изменилось в ходе реформы - об антропологической модели . В России не произошло, как надеялись "архитекторы перестройки", нового варианта протестантской Реформации и не возникло "свободного индивида". Человек сохранил органический (общинный) тип солидарности. Этот вывод трудно строго обосновать эмпирически, я высказываю его как интуитивное суждение, подкрепленное многими косвенными признаками. Из этого суждения вытекает много следствий как для устройства политической системы, так и для хозяйства. Антропологическая модель - фактор фундаментальный, его действие носит "молекулярный" характер, его нельзя преодолеть идеологическими ухищрениями, институциональными реформами и даже репрессиями. Входя одновременно и в базис, и в надстройку общества, представление о человеке "переваривает" элементы идеологии и общественные институты, наполняет их новым содержанием.

Вопреки распространенному мнению, общество с органической солидарностью ("традиционное общество") вовсе не обязательно является застойным, оно способно к интенсивным нововведениям в политической и хозяйственной сфере. В нем при благоприятных условиях, как в Японии, даже может быть развит очень динамичный и агрессивный капитализм (но не "протестантского" типа). Таким образом, сохранение бытия России как традиционного общества, главным критерием отнесения к которому и является антропологическая модель, вовсе не служит препятствием к быстрой модернизации и переносу (с необходимой адаптацией) многих западных институтов и технологий.

Что же, на мой взгляд, должно будет измениться в российском социализме после "глотка капитализма"? За стандарт сравнения, который нам знаком хотя бы на уровне фактологии, возьмем период "зрелого" советского социализма конца 70-х годов.

В обозримый период не произойдет реставрации советского типа государственной власти соборного и самодержавного типа. За последнюю треть ХХ века в обществе созрел и обрел язык раскол по многим линиям раздела, который делает невозможным эффективное действие государства при власти соборного типа, предполагающего принятие крупных решений через консенсус. Если Россия избежит гражданской войны и подавления слабых сторон в конфликте (а из такого предположения и исходит данное рассуждение), то государственное устройство должно сдвинуться от соборной демократии к представительной, не советского, а парламентского типа с разделением властей. Этот сдвиг не является идеалом и в существенной мере противоречит антропологии нашего общества. Он - вынужденный ответ на общественный конфликт с примерным паритетом сторон.

Думаю, однако, сдвиг к парламентаризму будет далеко не полным, так что "советский" (или "думский") характер парламента во многом сохранится. Это значит, что не сложится равновесной системы партий, особенно в "правой" ("капиталистической") части политического спектра. Политический дискурс также не приобретет вполне рационального и логичного характера, в нем сохранится сильная апелляция к этическим ценностям и к "мнению народному". Если общественное сознание преодолеет, наконец, евроцентристские догмы истмата (и либерализма) и проникнется пониманием культурных норм традиционного общества, то "архаические" соборные черты российского парламента станут не обузой, а источником его эффективности.

Вместе с представительной демократией будет складываться своеобразное гражданское общество . Это - внутренне противоречивое предположение, ибо по сути своей гражданское общество - продукт Реформации и буржуазной революции, его субстратом является гражданин-индивид. Кажется, однако, что возможна "пересадка" институциональных структур гражданского общества на культурную почву с общинной антропологией. Для успеха такой сложной операции требуется понимание строения и "физиологии" как современного, так и традиционного обществ. Вообще, от такого понимания в огромной степени зависит успех многих проектов большой программы по восстановлению способного к развитию жизнеустройства в России.

Таким образом, оба эти процесса сделают государство более рациональным и бесстрастным, менее патерналистским и идеократическим. Однако оба эти качества не исчезнут, и не возникнет в России технократического "государства принятия решений". "Кухарка" потеснится, но не уступит арену государственного управления "экспертам".

На этом пути освоения либеральных институтов государство может впасть в соблазн, который станет фатальным для России - положить в основу новой технологии господства манипуляцию общественным сознанием . Высокая эффективность и относительная дешевизна этой технологии завели Запад на этом пути в такой тупик, что сегодня уже трудно даже представить себе неразрушительный выход. Манипуляция сознанием - наркотик, дозу которого приходится все время увеличивать. И этот наркотик действует на все общество, в том числе и на манипулирующую элиту, а не только на массу, поведение которой надо программировать. Сегодня в России интеллектуальная элита нашего "воровского капитализма" вынуждена применять против общества самые жесткие, на грани преступного, средства манипуляции - чтобы как можно дольше продержать народ в оцепенении. Этот перебор, та духовная пытка, которой подвергло людей телевидение, помогут поставить вопрос ребром и в недалеком будущем отказаться от использования технологий манипуляции сознательно и категорически. Впрочем, для идеократического, даже парламентского, государства манипуляция не требуется и даже вредна. Нормы поведения задаются ценностным консенсусом квази-религиозного типа (не говоря о насилии, которое, в общем, и манипулирующее капиталистическое государство применяет в очень широких масштабах - не сравнить с СССР 70-х годов).

Надо подчеркнуть, что социализм (после родовых мук), благодаря отказу от манипуляции и устранению антагонистических социальных противоречий, дает человеку несравненно больше свободы, нежели капитализм, все жизненное пространство которого буквально напичкано охраной и запретами. Другое дело, что структура свобод и несвобод при социализме иная, чем при капитализме, а в чужом рту кусок кажется слаще. Но это - часть той же проблемы инфантильного сознания. Только ребенок думает, что можно получить лакомый кусок соседа, не потеряв своего.

В обозримом будущем государство России, видимо, не будет опираться на общепринятую "тотализирующую" идеологию типа советской. Сдвиг к парламентской демократии с этим не совместим, культурные и социальные различия в обществе резко усилились, Россия переживает волну этногенеза с бурным всплеском национального мифотворчества - все это исключает возможность возникновения морально-политического единства, необходимого для укоренения тотальной идеологии. Кроме того, индустриальная цивилизация в целом переживает кризис своих идеологий, связанный с глубоким изменением научной картины мира. Перестройка картины мира означает этап идеологического хаоса и нового большого идеологического строительства.

Но это - общий фон, на котором мы должны решить наши особые проблемы. Отсутствие общепринятой идеологии вовсе не означает, что общество и государство может существовать без ядра коллективных представлений о Добре и зле, о человеке и государстве, об их взаимных правах и обязанностях и т.д. - без всей той системы идей и "универсума символов", которые лишь жестче увязываются и прикрываются пленкой идеологии. Вся эта конструкция в нашем обществе потрясена и полуразрушена. Мы должны провести основательную расчистку, чтобы начать ремонт и новое строительство. В чем будет отличие нового здания?

Прежде всего, будет разрешено одно из важнейших внутренних противоречий надстройки советского общества, в которой ядро коллективных представлений было втиснуто в неадекватный им категориальный аппарат исторического материализма. Выросший из механистического детерминизма науки XIX века, евроцентристского учения о "правильной" смене формаций и политэкономии капитализма, истмат (к тому же сильно вульгаризированный по сравнению с Марксом) не соответствовал ни реальности советского общества, его культуры и хозяйства, ни сложности общего кризиса индустриализма, который натолкнулся на препятствия, исключенные истматом из рассмотрения. Советские люди "не знали общества, в котором живут", и это было одной из важных причин поражения этого общества.

Необходимым условием для восстановления и принятия обществом новой программы социалистического строительства будет возникновение нового обществознания, методологические основания которого соответствовали бы реальной сложности мира, природе нашего общества и динамике происходящих процессов. В это обществознание вернется очищенный от вульгаризаторских наслоений диалектический метод Маркса, его всечеловечность, гуманистический и освободительный пафос. Но это не будет уже марксизм Суслова или Ципко.

Советский проект потерпел поражение как выражение крестьянского мессианизма в уже городском обществе "среднего класса". Сконцентрированный на идее "сокращения страданий", в реализации которой советский строй достиг замечательных успехов, он авторитарными способами нормировал "структуру потребностей". Быстрая смена в ходе урбанизации "универсума символов" и структуры потребностей (особенно в среде молодежи) вошла в конфликт с идеологически узаконенными нормами. Узость этих норм при резком увеличении разнообразия потребностей сделала "частично обездоленными" едва ли не большинство граждан. Крамольное недовольство общественным строем стало массовым. Хотя это недовольство не означало антисоветизма и не приводило к требованию сменить его фундаментальные основания, его смогли эффективно использовать те социальные группы, которые были заинтересованы именно в ликвидации советского строя (прежде всего ради присвоения собственности).

Новый социализм, если нам удастся выйти из кризиса без катастрофы, будет строиться уже людьми сложного городского общества, с пониманием той роли, которую играет в жизни общества разнообразие . Спектр морально оправданных и экономически обеспеченных потребностей будет не просто расширен, он станет регулироваться гораздо более гибкими нормами. Принципиального конфликта с базисом социализма это не создает, а возникающая напряженность в отношениях с культурными нормами вполне может быть снята в рамках традиционного общества. Жесткость заданного в СССР образа жизни была унаследована от длительной жизни в мобилизационных условиях (общинная деревня, а затем "казарменный социализм") и не вытекает ни из принципов социализма, ни типа культуры. Реформа была травмирующим и разрушительным выходом из мобилизационного состояния, но она хотя бы сняла эту проблему через разрыв непрерывности.

Хозяйственная система того социализма, который, как я полагаю, при благоприятном стечении обстоятельств и достаточных усилиях общества возможен в России, должна резко отличаться от советской системы своим разнообразием . Дилемма "план-рынок" является ложной, в сложном и большом народном хозяйстве ни один тип предприятия и ни один тип контроля и управления не обеспечивает достаточной устойчивости и способности к адаптации. Избыточное огосударствление советского хозяйства все более затрудняло выполнение хозяйством многих важных функций и по ряду причин само становилось источником недовольства - не давая возможности самореализации для значительной части людей с сильно развитым "предпринимательским инстинктом", придавая государству слишком патерналистский характер и завышая претензии к нему всего населения.

К несчастью, в советский марксизм не удалось включить теории некапиталистических систем хозяйства (например, А.В.Чаянова), и в среде советской партийной интеллигенции было создано устойчивое мнение о том, что частная собственность на средства производства предопределяет тип хозяйства как капитализма. Видимо, это глубокое заблуждение, существует обширный класс предприятий (малые предприятия в промышленности и сфере услуг, крестьянский двор на селе), которые при господстве капиталистической системы успешно мимикрируют под "клеточки капитализма", вовсе ими не являясь. В будущем социалистическом жизнеустройстве России на таких предприятиях будет производиться очень большая часть товаров и услуг - и при этом они могут не генерировать капитализм и не подрывать общественный строй, основанный на солидарности.

Все это - лишь некоторые штрихи того строя, для установления которого в России есть культурная среда и социальная база. Главное, чтобы то "творческое меньшинство", которое выработает проект восстановления целостного и воспроизводимого жизнеустройства России, знало общество, в котором живет, и искало приемлемое соответствие своей доктрины реальным "анатомии и физиологии" этого общества. Построение нового социализма должно стать "молекулярным" процессом и творчеством масс в гораздо более трудных для руководящей элиты условиях, нежели после 1920 г.

 

Главная страница | Сайт автора | Информация