* ** Торболе, 12 сентября 1786.
* Прохладным вечером я пошел гулять и вот взаправду очутился в новой стране, в никогда неведомом мне окружении. Люди здесь живут в блаженной беспечности, — во-первых, ни одна дверь не имеет замка, однако трактирщик заверил меня, что мне нечего беспокоиться, даже если бы мои чемоданы были набиты бриллиантами. Во-вторых, в окнах здесь вместо стекла промасленная бумага. В-третьих, отсутствует весьма необходимое удобство, так что живешь почти в первобытных условиях. Когда я спросил коридорного, где же все-таки это удобство находится, он показал рукою вниз, на двор. «Qui abasso puo servirsi!» (вот там можно расположиться!). Я удивился. « Dove ?» ( где ?) — «Da per tutto, dove vuol!» (да везде, где угодно), — гостеприимно отвечал он. Беззаботность во всем царит чрезвычайная, но оживления и суеты — хоть отбавляй... (Гете И. В. Собр. соч. В 10 т. / Под общей ред. А. Аникста и Н. Вильмонта. Пер. с нем. Н. Май. М.: Худ. лит-ра, 1980. Т. 9. С. 24).
* * Долю волны и льну девочка начинает получать только с того времени, когда она становится полезною в хозяйстве, например может собирать траву свиньям. Долю на мальчика баба получает тоже только тогда, когда он может что-нибудь работать.
* * Отношения между мужчинами и женщинами у крестьян доведены до величайшей простоты. Весною, когда соберутся батраки и батрачки, уже через две недели все отношения установились, и всем известно, кто кем занят. Обыкновенно раз установившиеся весною отношения прочно сохраняются до осени, когда все расходятся в разные стороны с тем, чтобы никогда, может быть, не встретиться. Женщина при этом пользуется полнейшей свободой, но должна прежде бросить того, с кем занята, и тогда уже она свободна тут же заняться с кем хочет. Ревности никакой. Но пока женщина занята с кем-нибудь, она неприкосновенна для других мужчин, и всякая попытка в этом отношении какого-нибудь мужчины будет наказана — товарищи его побьют. На занятую женщину мужчины вовсе и не смотрят, пока она не разошлась с тем, с кем была занята, и не стала свободна.
* * Чтобы указать, как в наших хозяйствах все не установилось, достаточно будет сообщить наши цены на корм в нынешнем году. Сено 40 коп. за пуд, ржаная солома 10 коп. за пуд, да и за эти цены достать сена и соломы трудно; овес 60 коп. за пуд, рожь 75 коп. за пуд, конопляная жмака 24 коп. за пуд.
* * Запрещается употреблять для окрашивания обоев краски, содержащие мышьяк, потому что пыль от таких обоев вредно действует на здоровье. Представьте же себе, если избу прокурят мышьяком или смажут в ней все щели болтушкой из муки с мышьяком; тараканов в этой избе никогда не будет — бойтесь изб, где нет тараканов! Но каково это будет действовать на людей, в ней живущих! Исконные обитатели избы еще могут привыкнуть к мышьячной пыли, но свежий человек, поступающий в семью, например невестка, — умирает. Случается, что мрут невестки во дворе, да и только! А может быть, оттого и мрут, что изба была когда-нибудь прокурена мышьяком.
* * [Предыдущие письма были в разное время помещены в «Отеч. записках» за прошлые годы.] Напеч(атано) в «Отеч. зап.» за 1879 г. — Примеч. Н. Э.
* * Я знаю пример, что те же мужики, три отставных — солдата — люди артельные, привыкшие на службе к делу сообща, — поселились в деревне и, взяв землю, сообща построили овин и сообща молотят на нем; сегодня все молотят хлеб, принадлежащий одному, завтра — другому.
* * В кухонных книгах мне никогда не встречалась среди разных яичниц «исправницкая яичница». Это простая, пахнущая дымком яичница-глазунья, которую готовят на лучинках. Очень вкусна. Такую яичницу в старину подавали в деревнях исправникам. После «Положения», после мировых посредников, мировых судей, следователей, приставов, словом, в новейшее время, об исправницкой яичнице в деревнях уже позабыли. Исправник стал большой барин (« notre chef », как его величают уездные дамы) и с мужиком в соприкосновение приходит редко, разве волостного погоняет за невзнос податей. Даже становые облагородились, не имея дела до мужиков, которые знали только свое сельское начальство. Все было хорошо, ладно, мужики отдохнули — до прошлого лета, когда на них напустили пьяную орду урядников.
* * Народ всегда говорит «мужик». «Мой мужик», — говорит баба. «Наши мужики луг сняли», — рассказывает мужик. Форму «мужичок» придумали либеральные чиновники. Со мною было: много лет тому назад читал я в Петербурге публичные лекции. После одной лекции я увидел среди публики своего начальника с женой. Подошел. Разумеется, для меня, как для всякого служащего, дороже всего было мнение начальства. «Довольны ли, ваше-ство?», — обратился я к ней. — «Очень, очень! однако, вы, должно быть, устали, вы так горячо говорили». Действительно, горячась на лекции, я вспотел и раскраснелся, тем более, что перед лекцией выпил бутылку вина. «А я все-таки замечание сделаю», — сказал генерал. — «Какое, ваше-ство?». — «Вы все говорите „мужик", — это неловко». — «А как же говорить?». — «Крестьянин». — «Длинно, ваше-ство». — «Ну, „мужичок", а то как это... „мужик"!».
* * Старики говорят, что пенька когда-то, еще до «разорения», была 2 рубля, потом стала дорожать и дошла до 7 рублей ассигнациями, потом, когда пошел счет на «серебро», стоила 2 рубля, а теперь опять стала дорожать. 18